– Вы здесь… наконец-то! – Она чуть не плакала от радости.
– А ты что здесь забыла? – сфокусировавшись на ее лице, медленно выговорил он. – Решила еще раз меня пожалеть?
– Я совершенно заблудилась… Будьте так добры, выведите меня на какую-нибудь из центральных улиц, прошу вас! А дальше я сама доберусь…
– Смотрите, как кое-кто разом растерял всю свою спесь! – Густав вцепился в ее плечи, не позволяя Луизе ни приблизиться, ни отдалиться. С испугом она увидела в глазах молодого человека злорадный блеск.
– Но ведь я ничего такого… я вообще не по личному поводу здесь! – нашлась она. – Герр Йохансон…
– Так вот в чем дело! Я ведь так и знал, что ты только и ждешь случая с ним снюхаться. Я ведь недостаточно хорош для швеи, слишком беден, да?! – Он уже с силой тряс ее.
– Зато вы достаточно хороши для публичных девок, – отчетливо произнесла Луиза и сама испугалась своей дерзости.
В следующую секунду Луиза очутилась лежащей на тротуаре, а ее щека горела от хлесткого удара. Густав удалялся в компании своего гогочущего товарища пританцовывающей пьяной походкой.
Ее платье уже успело промокнуть в луже, но она так и не смогла взять себя в руки и подняться. Луизу колотила дрожь и душили слезы. Она не понимала, чем заслужила такую боль и жестокость от человека, которому доверилась.
Тут к ее лицу кто-то приблизил белый сверток из батиста, от которого веяло холодом. Подняв глаза, Луиза увидела одну из девушек-«аристократок».
– Там лед. Мы им шампанское охлаждаем, но ты приложи, помогает. – Она вложила тряпицу в руки Луизы. – Вот так. И еще кое-что. Только ты не обижайся, ладно? Это не я сказала.
– А кто? – спросила сбитая с толку Луиза.
– Тебе просили передать… в общем, «добро пожаловать на помойку, принцесса». Все, я пошла, а то ругаться будут. Поправляйся! – Взмахнув рукой, девица поспешила обратно в здание «дворца».
Луиза вскинула голову, чтобы вновь попытаться разглядеть ту девушку в окне, но оно было закрыто и зашторено.
***
Когда наконец были установлены новые сиденья со спинками, время обеденного перерыва вернулось к норме, а директор скрепя сердце принял на рассмотрение документ с требованием повысить плату за час труда, Луиза испытала чувство, похожее на облегчение. Она сделала все возможное, чтобы исправить ситуацию на фабрике, улучшить жизнь женщин и забыться, потеряться в работе. Теперь ей не было места в цеху: за ее машинкой уже трудилась другая швея, ведь в желающих получить работу недостатка не было. Все, что ей осталось, – это закрыть за собой дверь кабинета, принадлежавшего ранее фрекен Монк.
Луиза в изнеможении опустилась за скрипучий стол. В последнее время она едва держалась на ногах – так много мелочей и крупных дел на нее свалилось. Каменная келья с крохотным слуховым окном осталась прежней, несмотря на все усилия Луизы. Но даже сюда проникал этот вездесущий горький запах масла для машинок: он оседал, казалось, в самом горле, пропитывал одежду, запутывался в волосах, и она недоумевала, как терпела или не замечала его раньше. Одинокий луч солнца исследовал углы ее кабинета через узкое окно, в то время как воздуха в нем становилось все меньше и меньше. Не в силах сдерживаться более ни минуты, Луиза вскочила и бегом устремилась вниз по металлической лестнице, прижимая ладонь ко рту.
Надрывно откашливаясь над зловонной дырой в полу, которая служила женщинам отхожим местом, она мельком подумала, что надо бы заняться обустройством и этой части жизни фабрики. Дверь за ее спиной чуть скрипнула. Вошла Маришка, пытливо глянула на согнувшуюся в три погибели Луизу и покачала головой.
– Я бы на твоем месте поберегла себя и бросила работу, – заявила она, складывая руки на груди.
– Похоже, мне нужно к врачу… – простонала Лу. – То ли отравилась, то ли эта духота меня добивает…
– Ха, не смеши меня! Духота… – Подруга дернула плечом. – Лучше скажи, когда ты в последний раз была с этим своим лектором?
– Мы… мы больше не видимся.
– Поссорились? Ну не беда! Дитя враз вас помирит, так оно и бывает, сто раз уже наблюдала такое.
Луиза глядела на нее во все глаза, отказываясь верить услышанному.
– Что-то ты совсем на лицо зеленая. Пойдем-ка отсюда на свежий воздух.
На заднем дворе фабрики шумели грузчики, неспешно сгружая ящики на повозку. Гнедой меринок уныло рыл копытом утоптанную земляную площадь, а закупщик, прибывший за товаром, хмуро понукал работников, чтобы пошевеливались, ведь ему до конца дня надо было успеть и в другие места.
Луиза редко здесь бывала, и теперь вид на район раскрывался перед ней с непривычного ракурса: вдали виднелись чадящие трубы завода и другие закопченные здания из кирпича. Раздавался звон молота, кто-то хором давал обратный отсчет. В сером небе, вереща, купались стрижи.
– Ну, рассказывай, – начала Маришка, пристроив Луизу на обдуваемом свежим ветерком месте.
– Рассказывать мне нечего…
– Брось, скрытная какая! Вот увидишь, как он обрадуется, и сразу все станет хорошо. Свадьбу сыграете… только поскорей, а то живот видно будет.
– Думаешь, надо ему сообщить? – недоверчиво уточнила Луиза.
– А как иначе-то он узнает, глупая? – рассмеялась Маришка, запрокинув кучерявую голову. – Вот прямо сейчас и иди к нему. Тебе же до вечера торчать тут не нужно, верно?
– Мариш, ты точно уверена, что это оно?
– Что ж еще-то. Иди, иди уже скорей! – Подруга настойчиво подтолкнула ее к воротам.
Покинув территорию фабрики, Луиза пошла по залитому июньским солнцем городу, сама не до конца уверенная, что эта встреча хоть что-то изменит между ней и Густавом. Впервые за долгое время она видела будни столицы, но этот день сложно было назвать обычным: город расцвел растяжками, флагами и плакатами, фигурные клумбы изображали герб Кантабрии – восьминогого коня с развевающейся гривой. Вывески газетных киосков пестрели заголовками о приближающихся выборах и королевской свадьбе, о том же кричали и мальчишки-глашатаи, а торговцы отмывали витрины своих лавочек до блеска.
В дневном свете «Богемия» выглядела иначе: не сказочным замком, полным тайн и искушений, а обжитым и потрепанным многоквартирным зданием с вычурными украшениями фасада. Ресторан, как ни странно, казался даже более оживленным, чем вечером, когда он становился местом пирушек и свиданий. Оттуда доносились голоса множества обедавших людей и мелодичное побрякивание посуды.
Луиза поднялась на верхний этаж; навстречу ей не раз попадались люди – по одному, парами, в компаниях. Она отметила, что в ее предыдущие визиты отель выглядел менее людным местом.
Девушка поравнялась с уже знакомой дверью и тронула ее – та легко приоткрылась. К счастью, Густав был дома. В комнате что-то стало заметно другим, если не считать ее хозяина, опрятного и собранного, как прежде. Приглядевшись, она увидела, что пробковая доска стоит на полу, освобожденная ото всех бумаг, а разбросанные ранее детали его гардероба аккуратными стопками заполняли два больших чемодана – Густав покидал «Богемию».
