Здесь все было как прежде, словно время остановилось, давая ему передышку. Его любимая беседка, увитая плющом, приняла его в свои свежие, обдуваемые всеми ветрами объятья. Здесь он вспомнил все, что когда-либо любил: запахи, вкусы, чувство бриза в распахнутом вороте рубашки. Он блаженно прикрыл глаза, очищаясь и освобождаясь от пут липкого ужаса, связавшего его по рукам и ногам.
В его безмятежность вторгся чей-то голос. Антуан зажмурился, не желая ни с кем встречаться взглядом. Голос с полузабытым шепелявящим акцентом сообщил, что герцогиня, узнав об их прибытии, готова принять его у себя. Он не видел мать уже пять лет.
Эмилия Виндхунд ожидала его в своей комнате, сохранившейся в годах, как муха в смоле. Она и сама застыла во временах своей юности, облаченная в те же платья, что и двадцать лет назад. Мать обратила к нему отекшее лицо и улыбнулась, будто последний раз видела его вчера, перед отходом ко сну.
На миг ощутив себя мальчиком, уставшим от шалостей, он бросился в ее объятья, приник к пожелтевшим кружевам платья и разрыдался. Конвульсии сотрясали его тщедушную спину и передавались ее утешающим рукам. Она гладила его по волосам, по выступающим лопаткам и шептала, словно заклинания, что-то неразборчивое и нежное. Понемногу он успокаивался и наконец задышал ровно, глубоко.
Покидая комнату матери, он чувствовал себя иначе. Словно тоска и отчаяние вышли за пределы его тела и летели за спиной, как призрачные крылья, но уже не ранили душу. Теперь он был в коконе, точно таком же, как тот, в который поместила себя его мать давным-давно.
***
Дом детства раскрывался перед молодым королем, словно раскладная книжка, где каждый рисунок был пугающе реален в своем угловатом объеме. Антуан видел его в новых красках, мрачных, но ярких. Теперь его привлекали те части замка, которых он избегал, будучи младше и беззаботнее; так темные стороны бытия манят разочаровавшегося в идеалах человека.
Умело избегая общества людей, Антуан бродил по далеким полуразрушенным башням и сырым, сочащимся гнилью подземельям, погруженный в исследования собственных переживаний. Он был оскорблен, низвергнут, едва смирившись с миссией править и оберегать народ Кантабрии, каким бы тот ни был. Убогие, дикие, безглазоликие – он стоял над ними, как пастух над неразумными овцами, по праву короны. Теперь даже фигура отца отходила на второй план, а его вечно недовольный, осуждающий голос, который время от времени звучал в его голове, становился все тише, теряясь в едва уловимых шорохах замка. Теперь сам Антуан жаждал вернуть трон, на который так и не успел взойти.
Агнесс обнаружила его в галерее за созерцанием портретов предков – желтых восковых лиц на почти черных фонах с черепами, свитками, поникшими цветами в руках. Осторожно тронув супруга за рукав, она тихо, будто боясь разбудить кого-то, произнесла:
– Герцог вернулся. И не один…
Он повернулся к ней с застывшим выражением лица, но заметил блеск в ее глазах, какого не видел уже очень давно. Ей словно не терпелось сообщить ему что-то очень важное.
– С ним Луиза!.. Он нашел ее! – Агнесс зажала рот ладонью, как если бы разболтала страшную тайну.
Знакомое имя вызвало в нем еле слышный отклик. Луиза… маленькая девочка с вечно разинутым ртом. Луиза, в слезах покидающая дом. Мелькающий силуэт девчонки во дворце. Новости о жизни Луизы, постепенно сходящие на нет. Воспоминание о сестре, то ли живой, то ли сгинувшей в страшную ночь убийства короля.
Когда он мысленно подготовился к встрече, то спустился в большой каминный зал, где собралась эта пародия на счастливое семейство. Щебеча, как птица, Агнесс обнимала и тормошила девушку, которая сидела спиной к нему. Тут она обернулась на звук его шагов, и горло Антуана перехватил беззвучный крик: ее веки были зашиты, как у гостей на свадьбе. Наваждение длилось пару секунд и пропало так же стремительно, как и возникло. На него взирали серьезные голубые глаза под едва заметными бровями.
Девушка встала, чинно сложив руки на животе, и присела в легком реверансе. Как ни посмотри, она выглядела абсолютной простолюдинкой, будто впитала в себя всю серость и обыденность городских улиц: русые волосы, закатанные в скромную ракушку на затылке, взгляд исподлобья, унылое платье из дешевого полотна. Луиза, как ее называли все присутствующие, была ему чужой. Признает ли ее герцогиня? Антуан еле высидел полчаса в раздражающем обществе, пока она вяло, но вежливо отвечала на многочисленные вопросы Агнесс. Дождавшись подходящего момента, он покинул их, сославшись на усталость. Но на самом деле его переполнял страх, что видение вернется и эта девушка вновь превратится в урода.
В последующие дни он издали наблюдал за ней – Агнесс облагородила внешность самозванки, поделившись платьями, которые оказались ей велики, и другими мелочами. Молодая королева возилась с ней, как с вновь обретенной старой куклой.
Замок перестал быть безопасным местом – непрошеная гостья обладала неприятной способностью попадаться ему на пути с самым невинным видом. Умерив свою мнительность, он заставил себя думать, что она, подобно ему, исследует родовое гнездо, которое никогда толком не знала – слишком мала была Луиза, когда ее увезли из-под материнского крыла в столицу. Галереи, мрачные холодные залы, балконы, выходящие во внутренний двор, – она была везде, за каждым углом: оглядывала гобелены, касалась стен, оставляла цепочки следов на коврах из пыли.
Как только отец прибыл в Виндхунд, он тут же начал раздавать многочисленные приказы. На его взгляд, замок пребывал в полнейшем запустении, поэтому доселе незаметные слуги теперь суетливо сновали повсюду, вооруженные метлами, ведрами и прочим инвентарем, пытаясь навести порядок. Антуан нигде не мог найти достойного убежища – даже вокруг беседки постоянно крутились несколько садовников, подстригая самшитовые кусты и посыпая гравием дорожки.
Солнце готовилось покинуть небосвод, когда Антуан вышел из замка. В поисках тишины он углублялся все дальше в дебри сада, прочь от хоженых троп, пока не очутился в заброшенной его части, почти на границе соснового леса. Укрывший его сумрак переплетшихся ветвей и плотной листвы позволил молодому человеку почувствовать себя спокойнее. В естественной арке, образованной двумя раскидистыми деревьями, он заметил причудливый силуэт и отважился приблизиться к нему.
Это был позеленевший от старости, высохший и растрескавшийся фонтан, опутанный душистым горошком и волчьей ягодой, которая коварно цвела звездчатыми лиловыми цветами. На дне обширной чаши покоилась фигура, ранее венчавшая фонтан, – безжизненно прекрасная русалка с надменной полуулыбкой на мраморных губах. Одна рука откололась и лежала рядом, а на другой не хватало пальцев. Трон морской девы был сделан в виде большой раковины с волнистым краем. С внезапным, иррациональным злорадством Антуан подумал: «И тебя не пощадила чья-то варварская воля. Вот твой трон – он пустует, а на мой взошло Чудовище».
Будто ведомый мистическим сном, он забрался в каменную чашу, сел в раковину, наполненную сухими листьями, и возложил руки на головы дельфинов по бокам. На новой высоте ветви, закрывавшие небо, расступились, и перед молодым королем открылся вид на родовой замок, окружающую его крепостную стену и сад. «Теперь я властитель этих руин, и только», – с горечью подумал он.
