– Дай девочке койку. Она заслужила отдых.
Кивнув, пожилая женщина взяла Луизу за руку и повела вглубь темного коридора.
#2. Заговорщики из Ривхольма
К юго-востоку от столицы, вверх по течению реки Флог, располагалось поместье Ривхольм. Хозяин навещал свои владения не чаще, чем раз в полтора года, но жизнь там текла своим чередом, без вмешательств извне, в согласии со сменой времен года. Тамошние обитатели разводили овец и торговали лесом, как и все остальные жители горной части страны. В состав поместья входило несколько небольших ферм и лесопилка, а также господский дом, построенный не так давно, чтобы обветшать, но слишком пустой, чтобы казаться уютным и гостеприимным.
Управляющий усадьбой Жоакин Мейер проснулся, как обычно, с рассветом. Был ранний апрель двадцать седьмого года его жизни. Лед уже отпустил берега, и скоро должен был начаться сплав бревен, поэтому у него накопилась масса дел. Жоакин быстро, но аккуратно оделся в чистые брюки, свежую рубашку из жесткого льна и бурую рабочую куртку. Густые черные волосы он нетерпеливо зачесал пятерней назад и спрятал под кепкой. Сапоги были, по обыкновению, начищены до зеркального блеска, хоть он и знал, что чистота в деревне мимолетна, как бы он ни пытался ее поддерживать.
Как и во все предыдущие дни, что он занимал свою должность, Жо Мейер начал свой обход с дальней лесопилки. Он шел в гору по тропинке вдоль берега реки. Путь этот всегда был немноголюден, и, даже если кто-то шел ему навстречу, никто не осмеливался поздороваться и прервать ход его деятельной мысли – такая прогулка была неотъемлемой частью распорядка. Когда Жоакин наконец достигал лесопилки, в его голове выстраивался четкий план действий на весь день.
Рабочие уже ожидали его, готовые к смотру. С тех пор как молодой человек занял свою должность, он ввел строгие порядки и расписание. Мужчины должны были находиться на месте к его приходу. Без опозданий, без оправданий. Пьяные и похмельные отправлялись домой, не получив дневного жалованья, кроме разве что старого Юхана, который не делал и шага без фляжки вот уже тридцать лет, но сохранял кристальную ясность и живость ума. Удостоверившись, что все на своих местах, и сделав пометки о необходимости новых веревок из пеньки, Жоакин развернулся и пошел в сторону усадьбы. Несмотря на утомительные расчеты, он не жалел о том, что ввел ежедневную выдачу жалованья рабочим, – это не давало им расслабиться.
На обратном пути он посетил ферму и осведомился о том, кто из молодых пастухов поведет стадо на горные пастбища через неделю. Еще раз окинув взглядом ферму и произведя вычисления, ведомые только ему, управляющий удовлетворенно кивнул своим мыслям и направился к заднему двору усадьбы, чтобы собрать всех горничных и объявить о начале большой весенней уборки особняка.
Едва выйдя за вороты фермы, Жоакин резко остановился резко остановился на вершине небольшого холма и уставился на дорогу вдали. По направлению к усадьбе двигались, поднимая облака пыли, два экипажа. Он не получал никаких извещений о приезде графа, поэтому быстрым шагом устремился к подъездной дорожке, чтобы выяснить, что случилось. Издали заметив его движение, служанки гурьбой поспешили следом, искренне удивляясь перемене в его поведении.
Когда оба экипажа остановились у главных ворот, вся прислуга особняка в полном составе уже выстроилась у входа. Возглавлял строй сам молодой управляющий, который, нахмурив густые брови, пристально разглядывал гербы на лакированных дверцах, обитых медью. Первый был ему знаком – он принадлежал графу Траубендагу, хозяину поместья Ривхольм. Второй был похож на государственный герб Кантабрии, насколько Жоакин его помнил.
После остановки прошло не меньше минуты, однако никто не показывался. Служанки с любопытством вытягивали шеи и привставали на цыпочки, пытаясь хоть что-то разглядеть. Наконец из второго экипажа вышли два констебля в васильково-синей форме и направились к графской карете.
– На выход, ваше благородие! Прибыли.
Спустя пару мгновений дверь открылась, и из экипажа выбрался сутулый, бледный и растрепанный молодой человек в золотистом пенсне. Не глядя ни на кого, он направился к дверям особняка. Констебль остановил его, придержав за плечо:
– Напоминаем, что вам запрещено показываться в столице вплоть до специального распоряжения Его Величества короля Иоганна Линдберга Четвертого.
Юноша дернул плечом, высвобождая его из хватки представителя закона, продолжил свой путь, провожаемый удивленными взглядами служанок, и наконец скрылся за дверями.
– Позвольте узнать, господа констебли, – обратился к ним Жоакин, дождавшись хлопка входной двери. – Что здесь происходит?
– А вы кто такой будете? – подозрительно прищурился тот, что помладше, тем временем другой уже закурил папиросу и отвернулся в сторону дороги.
– Я являюсь управляющим этой усадьбы, а потому имею право знать.
– Что ж… Извольте послушать. Попал ваш молодой господин в опалу, в столицу ему больше нельзя. Специальный указ. Пусть тут говорит и пишет, что захочет, а в город – ни-ни, под угрозой расстрела. Вы ему почаще об этом напоминайте. – Не желая продолжать разговор, он попрощался коротким кивком, и констебли сели в экипаж.
Жоакин еще какое-то время молча провожал взглядом удаляющуюся карету, после чего обернулся к служанкам, которые так и стояли толпой у входа, и строгим тоном произнес:
– Сейчас уже начало десятого. – Он откинул крышку часов и развернул их циферблатом к женщинам. – А завтрак у нас ровно в девять.
Не дожидаясь продолжения, горничные и кухарки бросились врассыпную, готовые заняться каждая своим делом.
***
– Ты объясни мне толком, будь любезен, сымать чехлы или нет? Неделя как прошла! Разве ж можно? – допытывалась у Жоакина пожилая горничная, прикрывая бледный старческий рот платочком.
Управляющий раздраженно дернул подбородком. Эти чехлы у него уже в печенках сидели, будто всем так не терпелось обнажить мебель, разбудить особняк и сделать его похожим на настоящий господский дом. Хотя с момента прибытия молодого графа его раздражало очень многое.
– Отдадут приказ – снимем, дело нехитрое. Меньше выгорит и пропылится. Может, ему и ни к чему все эти диваны. По крайней мере, он не покидает кабинета.
– И не ест почти! – обрадованно вступила на знакомую почву старуха. – Намедни ему девки поднос приносили, а он с него только сыр и взял! Даже дверей им не открыл. Может, он умом тронулся? До чего человека жизнь-то довела!
– Сплетни прекратить немедленно, не нашего ума дело. Сегодня солнечно, просушите перины, все до единой. В обед проверю.
Жоакин дождался, пока горничная удалится, а сам направился к хозяйскому кабинету, источнику всех его нынешних проблем и тревог. Он не опустился до подглядывания в замочную скважину, но встал у запертой двери и прислушался. Внутри можно было различить шлепки босых ступней по паркету, шорох бумаги и невнятное бормотание. Возможно, молодой граф и правда безумен? Тут же, точно в подтверждение его мыслей, послышались внезапный звон стекла и дробь сыплющихся осколков. Из кабинета раздался крик отчаяния:
