К свету подошел невысокий, едва ли выше Чайки на каблуках, бриллиантиново блестящий брюнет с тончайшими черными усиками над неприятной, вышколенной улыбкой. Большинство дам сочли бы его красавцем, но не Луиза.
Зрители расположились вокруг стола плотным роем. В круге света видны были только их сцепленные на животах руки, жилеты и цепочки карманных часов. Живая стена и никаких лиц.
На стол легли листы для игровых записей и короткие карандаши в оплетке из красного шнура.
Бросили жребий. Начинать игру выпало Марселю. Предсказуемо, возможно, даже слишком. Он с хрустом надорвал бумажную ленту упаковки и начал тасовать колоду холеными пальцами. В колоде было тридцать два листа – без мелких карт, от шестерок всех мастей, и без шутов. Перед каждым игроком легли по пять листов, две карты в сторону – на прикуп – и еще по пять карт на руку. Слегка скрипучим, но высоким для мужчины голосом он объявил козырем желуди и стандартный контракт для всех – шесть взяток. Другими словами, нужно было выиграть шесть розыгрышей из десяти, чтобы победить.
Первую взятку уверенно забрала Чайка, перебив десяткой листьев другие карты, и все игроки сделали соответствующие заметки. Следующей сдавать предстояло ей. Марсель Бланш сыто улыбнулся, всем своим видом демонстрируя превосходство.
– Любезная баронесса, – начал беседу Якоб, не отрывая цепкого взгляда от веера карт в руке Чайки. – Насколько я понял, вы родом из Галлии. Судя по выговору, из южной ее части. В связи с этим позвольте спросить: не занимается ли ваша семья выращиванием винограда, которым так славятся галльские земли?
Не потребовалось и малейшего знака, чтобы Олле понял, что настал его черед вступать в игру. Горбатый лакей подался вперед, и его нос отбросил длинную тень на зеленое сукно, на которое с тихим шелестом одна за другой ложились карты.
– Жители столицы, как всем известно, славятся поистине светским любопытством, я бы сказал, любознательностью, кхе-кхе, – трескучим тенором завел Олле. – С особого дозволения и по распоряжению госпожи Ламби́к я готов поведать вам о прелестях, кхе-кхе, и красотах наших земель, кои, по нашему соображению, должны были вызвать столь пристальный интерес.
Якоб не ожидал, что ему придется иметь дело не с самой баронессой, а с ее слугой. В другой раз он бы проигнорировал выскочку и вновь попробовал привлечь внимание дамы, но другие зрители в кабинете явно желали его послушать. Луизе без труда удалось прочитать это сомнение в светлых глазах герра Краузе, но мимолетное выражение смятения и недовольства быстро сменилось его обычной радушной улыбочкой.
– Просим, герр Жак, расскажите! – сказал кто-то из гостей.
Луиза не повернула головы, но была уверена, что Олле в этот момент ухмыляется так, как умеет только он, – задорно и зловеще.
– Виноградников не счесть, все сорта со света есть; девы в чепчиках поют, в корзинках виноград несут, – скороговоркой затараторил он. – У каждой девицы есть мул, хоть покладист, но понур. Урожая будет много, ягоды растопчут ноги. Киснет-бродит виноград – пей, дружище, будешь рад!
– Контра! – рявкнула Чайка, до того как Якоб успел опомниться и выложить карту на стол, и таким образом удвоила ставку.
– Очень, гхм, любопытно. – Управляющий раздраженно черкнул в своем листе, когда очередная взятка перешла в руки картежницы. – Это народная песня?..
Марсель Бланш не повел и бровью, но Луиза готова была поклясться: он зол на неосторожность партнера.
– Весьма и весьма народная, – вновь зачастил Олле. – Только таковым и могло быть вступление к занимательнейшему рассказу о землях и угодьях баронессы. Итак, я продолжу…
Дальше можно было не слушать. Вернее, слушать не следовало, даже если хотелось, – Олле удалось переключить на себя Якоба, и теперь тот был связан правилами светской беседы и не мог отвлекать Чайку. Усилием воли Луиза сосредоточилась на игре, и голоса вокруг погасли до неясного шума. У каждого своя роль.
Первая партия сыграна, вторая и третья также позади. Чайка пока придерживается скромного счета, но постепенно повышает ставки. Две победы и один проигрыш, затем три победы подряд.
Луиза старалась не смотреть на нее, но знала, что та следит за ее рукой, лежащей на краешке стола. Легкая дрожь в пальцах, нервное постукивание ничего не может означать, кроме волнения девушки, играющей в таком высоком обществе и на такие большие деньги. Но был в этой дрожи особый ритм, и она надеялась, что замечает его только Чайка: мизинец мелко ударяет о столешницу либо его поглаживает безымянный палец – «рука короткая, у меня мало карт этой масти»; указательный палец едва заметно тянется вперед или касается края листа для записей – «рука длинная, карт одной масти много»; краткая дробь ногтями о сукно – «есть козырь, могу забрать взятку»; рука сжимается в кулак – «ренонс, нет ни единой подходящей карты».
Словно из другой комнаты, до нее долетали отголоски словесной баталии Якоба и Олле, которые уже перешли к простому выкрикиванию присказок о преферанце. Фразы сыпались совершенно невпопад и не соответствовали происходящему на столе.
– Береги даму, особенно третью!..
– Плачь больше, карты слезы любят!..
– Хочешь счастливой старости – научи жену преферанцу!..
– Ходи с бубенцов, и денежки заведутся!..
Некоторые особо двусмысленные фразы встречали гоготом, которого нельзя было ожидать от почтенной публики.
«Котел» – александрийская бронзовая чаша на золоченых львиных лапах – уже давно не вмещала денег, стоящих на кону. Луиза почти ощущала, как загустевает воздух и как проносятся в нем искры напряжения. Кто-то чиркнул спичкой, и в свете лампы закружились дымные завитки. Чайка собранна и сосредоточенна: губы сжаты в ниточку, спина прямая как стрела. Она уже трижды усложняла контракты и удваивала ставки. Марсель Бланш по-прежнему расслаблен и немногословен, но это напускное.
– Картинки картинками, а королю – уважение! – надрывался Якоб.
– Полковник был изрядным… скрягой и пасовал при трех тузах! – Олле не отставал от него ни на выпад.
Снова смех и вовсе неподобающее улюлюканье.
Чайка проиграла четыре партии подряд, вынуждая Марселя повысить ставку самому. Он, несомненно, остался горд собой. Луиза горестно и встревоженно вздохнула, убеждая его в скором триумфе.
– Госпожа! – Олле склонился к самой копне Чайкиных волос. – Считаю своим долгом сообщить, что время уже весьма позднее, а поезд ожидает нас самым что ни на есть рассветным утром! – Он изобразил настолько подобострастно-озабоченную мину, что Луиза готова была расхохотаться, только бы снять давящее напряжение.
Чайка коротко кивнула. Фраза Олле могла означать лишь одно: близился назначенный час, пора было заканчивать игру.
– Жак прав, как и всегда, – протянула «баронесса». – Боюсь, эта партия станет последней.
– В таком случае нам стоит сделать ее максимально интересной. – Марсель подался вперед.
