Оливер пожал плечами и покивал, понимая, что никакие уговоры не помогут, дело было сугубо личным.
– Ладно, давай работать. Но если тебе понадобится помощь, я рядом.
– Я ценю твое внимание, Оливер, но здесь не тот случай, – ответил Бэнкс.
На этом попытки Оливера «спасти» Бэнкса от депрессии прекратились. Он больше не лез к боссу в душу, хотя и внимательно наблюдал за его состоянием. А тот все более мрачнел день ото дня.
– Понимаешь, у меня нет в мире никого роднее Ника. Пусть мы не родные братья, пусть мы никогда до недавнего времени не контактировали и даже не подозревали о существовании друг друга. Но наступает в жизни время, когда хочется иметь семью. Пусть даже эта семья будет состоять всего лишь из одного-единственного брата. Я не обзавелся своей собственной семьей, у меня нет детей и любимой женщины, я привык жить один, и мне это нравится. Но у меня есть брат, и я очень страдаю, когда допускаю мысль, что могу потерять его, – когда Бэнкс говорил эти слова Оливеру, из глаз некогда непобедимого бойца, жесткого по натуре, не допускающего никаких сантиментов, текли слезы. И он не боялся их, ему на какое-то время становилось легче.
И вот, спустя два месяца, после того как Ник Коулл внезапно исчез, оставив лишь короткую записку, в один из дней Бэнкс встал как обычно в половине седьмого утра, принял душ, побрился и отправился готовить себе завтрак. Он все делал на автомате. Нарезал бекон, разбивал и смешивал, но не взбивал яйца, выливал их на сковороду. Нарезал хлеб, выкладывал в розетку джем, вставлял свежий картридж в кофейный пакгер.
Когда все было готово, Бэнкс сел за стол, сложил ладони вместе и принялся… молиться. Он никогда прежде не делал ничего подобного, но в последнюю неделю ему почему-то становилось легче, если он бормотал что-то вроде молитвы.
– Небеса! Прошу вас, побеспокойтесь о моем брате, даруйте ему удачу и здоровье. Защитите его в недобрый час, где бы он ни был. Прошу вас, Небеса, верните мне брата живым и здоровым!
Бэнкс минуту сидел с закрытыми глазами, потом взялся за вилку, хотел было начать завтрак, но его прервал звонок в дверь. Вздохнув и даже не предполагая, кто бы это мог быть, Бэнкс отложил вилку и отправился открывать дверь нежданному гостю. Он даже не взглянул на экран видеофона, а попросту вжал кнопку открывания электронных замков двери, распахнул ее и замер.
Перед дверью его квартиры стоял молодой человек в шикарном костюме серо-жемчужного цвета, лаковых туфлях и короткополой шляпе из тонкого фетра. Эта модель только-только начала набирать популярность среди модников. Рядом со стилягой стояла девушка в платье умеренной длины нежно-кремового цвета, а на плечах ее был накинут легкий палантин. Высота каблуков ее туфель делала девушку одного роста с ее спутником. Оба улыбались.
А Бэнкс, осмотрев гостей с ног до головы, открыл рот, да так и замер от неожиданности.
– Джим! – Имя, которым Бэнкса называли не часто, вывело здоровяка из ступора. – Я вернулся!
– Мы вернулись! – поправила молодого человека девушка, толкнув его локтем в бок.
– Святые Небеса! – губы Бэнкса затряслись, из глаз покатились слезы. Он замотал головой. – Святые Небеса! Спасибо! Спасибо, что вернули мне брата!
* * *
В огромном кабинете сидели двое. Один курил сигару, пуская дым в потолок, второй цедил по глотку виски из толстостенного стакана. Оба молчали некоторое время, размышляя каждый о своем.
– Эдвард, – первым нарушил молчание тот, который пил виски. – А что если мы вернем некоторую сумму этому Николасу Коуллу? Меня… некоторым образом… беспокоит его присутствие.
– Я, представь себе, тоже об этом подумал. – Тот, который курил, поерзал в кресле. – Мне утром позвонил один сенатор, который готовится выйти на пенсию, и сказал, что этот вопрос было бы неплохо уладить. Иначе… ну, сам понимаешь.
– Мне он тоже звонил, с тем же предложением. Сказал, что это будет одним из условий успешных выборов в сенат. Моих выборов.
Эдвард Мэйсон и Джейк Уорингтон посмотрели друг другу в глаза, и этого обоюдного взгляда стало достаточно, чтобы принять решение.
– Распорядись завтра, Эдвард, чтобы наш финансовый отдел открыл счет на имя Николаса Коулла и деньги перевели в течение суток, – попросил Джейк Уорингтон.
– Так и сделаю, – согласился Мэйсон. – А деньги, что они? Дело наживное. Как только ты станешь сенатором, мы заработаем еще больше, не так ли?
– Точно, Эд, так и будет… – Уорингтон отсалютовал Мэйсону стаканом с виски. – Так и будет… Мы возьмем за яйца весь этот мир!
Он сказал эти слова бодро и уверенно, но, выпив порцию виски, подумал, что не ощущает той былой, настоящей уверенности, как раньше. Джейк налил себе еще, посмотрел стакан на просвет, выпил, списав сомнения на выпитое.
– Пусть все и у всех будет хорошо! – проорал он пьяным голосом. – Всё и у всех! А у нас лучше всех!
Эдвард Мэйсон покачал головой и прикурил новую сигару, подумывая о том, что Джейк в последнее время уж очень много и часто стал выпивать. И пьянеет слишком быстро. А предвкушение власти туманит его рассудок.
«А ведь вести бизнес одному куда приятнее! – подумалось Мэйсону. – Вести дела по-старому, чуть сбавив обороты. А политика… Ну зачем она? Политика и бизнес – вещи не совместимые. Джейк так и так выбывает из игры, так почему бы и не навсегда?»
