Ионах и Фелион одновременно подумали, что и впрямь без них Гретана не оказалась бы на троне и всего дерьма, что последовало за этим, не случилось бы.
— Слушайте мое царственное решение, — оповестила королева, когда раздала всем заслуженных и незаслуженных тумаков. — Я снимаю Моласа и Горация с охраны дворца. И магической защитой, и гвардейским караулом отныне ведает дон Антонио!
У большинства присутствующих отвисли челюсти. Доверять защиту дворца чужеземцу — такого прецедента в королевстве еще не было. Подобное легкомыслие могло дорого обойтись правящему монарху и всем его подданным. Но Гретане такое и в голову не могло прийти. Решение было принято и утверждено.
— А Старых Магов отныне не желаю видеть и слышать ни по какому поводу. Они лишаются права обращаться ко мне, подавать ходатайства, участвовать в Советах и собраниях двора, посещать торжественные мероприятия. Вы можете заниматься дальше своими посевами и строительными работами. Но не попадайтесь мне на глаза, ясно?
У Ионаха и Фелион уже не осталось сил ни возмущаться, ни ужасаться, ни дивиться. После передачи охраны дворца островитянину их уже ничего не могло поразить. Измотанные разносом королевы и ее неразумными решениями, маги разошлись по своим делам — тем, что королева соизволила оставить на их плечах.
Весь день они занимались привычной работой, словно и не было ночного нападения. А вечером Фелион тщетно прождала Гирана. Молодой маг ни разу не подошел к ней за день и не пришел на ночь. А самой волшебнице гордость мешала позвать его. Так она и провела эту ночь в одиночестве, в пустой и холодной постели, без тепла и ласки уверенных мужских рук.
Один человек во дворце был огорошен новостью о ночном нападении более прочих. Капитан Шемас Лебар и помыслить не мог, что его вчерашние действия обернутся чем-то большим, нежели похищение тела маркизы Долан. Он полагал, что маркиз — его друг — просто хочет покинуть дворец и вернуться туда, где у него есть шансы воскресить жену.
Как он мог ожидать, что маркиз пожелает унести с собой материалы из магической крепости, а его сообщники прикончат шесть магов?! Об этом маркиз не предупреждал капитана. Шемас чувствовал себя предателем и преданным. Он стал государственным изменником. Если всплывет его роль в ночном налете, его ждет смертная казнь. Шемас не знал, что ему делать.
А еще капитан тяготился тем, что Калема, узнав о налете, истово проклинала магов, как нападавших, так и защитников. Она повторяла на все лады, что магам нельзя верить, что от них только смута, если бы не маги, не было бы проклятой войны, не было бы Сожжения, не было бы ничего. Если большинство людей королевства проклинали Болотника Кэрдана, то Калема проклинала всех магов разом. Что с ней станет, когда она наконец узнает о способностях Дарины?..
Были во дворце и те, кого налет на Распет никак не затронул. Простые работяги, впахивающие как ни в чем ни бывало. Непростые работяги, вроде принцессы Келитаны. Принцесса с большим удовольствием поучаствовала бы в налете — все равно, в роли нападающего или в роли защитника. Лишь бы освободиться от ненавистной уборки. Но ей снова приходилось мести и драить пол, как десятки дней до сегодняшнего дня… Как придется десятки или сотни дней после…
Келитана ненавидела сегодня пыль и швабру больше обычного. Этой ночью ей снился кошмар, который регулярно посещал принцессу после Потопа. Лесия, любимая фрейлина Келитаны. Ее бездыханное тело. Раз в несколько дней принцесса во сне барахталась в ледяной воде, а затем, когда под руками мага вода уходила из палаты, видела на полу тело подруги. Бросалась к ней, чтобы привести в чувство, выдавить воду из ее легких… но кожа Лесии была такой же ледяной, как схлынувшая вода. Коснувшись ее, Келитана с криком просыпалась.
Днем, во время ненавистной уборки, голос Лесии неотступно звучал в голове принцессы, заставляя ненавидеть это занятие все сильнее и сильнее. Иногда ей хотелось швырнуть швабру и совок об стену, разметав проклятый мусор, и кричать, кричать, кричать. Выплеснуть хоть как-то нестерпимую боль, что жила в ее душе.
И когда принцесса была близка к тому, чтобы совершить это, из-за угла показался Лайдон. Привычным движением мальчишка выхватил совок из рук принцессы, опростал его в мусорный мешок, погрузил мешок на тележку. Келитана наблюдала за ним со странно щемящим чувством. Почему он всегда оказывался рядом, когда боль в груди достигала предела? И почему с его появлением боль неизменно затихала? Может, он умеет читать чувства? И облегчать их? Может, мальчик — колдун?
Лай отошел от тележки и повернулся к принцессе. Под ее пристальным взглядом он опустил глаза. Что-то странное и очень тревожащее виделось ему в глазах принцессы.
— Почему ты бастард, Лай?
Вопрос ошарашил его.
— Потому что мой отец аристократ, а мать служанка…
— Почему жизнь так несправедлива? Будь ты чистокровным дворянином, я бы пошла за тебя замуж не сомневаясь, из какой бы семьи ты ни происходил.
— У вас соринка на плече, — молвил вдруг Лайдон и потянулся, чтобы смахнуть мусор с ее рукава. Лицо юноши оказалось неожиданно близко, и Келитана не удержалась. Она обняла его за плечи легким, почти незаметным движением и прильнула к его губам. Лайдон замер, перестав дышать. Принцесса ласкала его губы своими губами и языком. А затем парень оттолкнул ее и судорожно вдохнул.
— Миледи… прошу вас, не делайте так.
— Не делать? Тебе не понравилось?
Она попыталась положить ему руку на плечо, но Лайдон отшатнулся и сделал два шага назад. Келитана попыталась заглянуть ему в глаза, но мальчик упорно не поднимал их от пола.
— Почему, Лай? Ты мне нравишься. А я тебе? Тебе не нравятся такие девушки, как я?
— Пожалуйста, миледи! Мне лучше уйти.
— Ты боишься? Думаешь, тебя арестуют за приставания к принцессе крови? Но ты ни в чем не виноват. Ты не скрываешь свое происхождение. Я знаю, что ты бастард. И это я к тебе пристаю, а не наоборот. Тебе нечего бояться, Лай. Я беру всю ответственность на себя.
— Я… простите, миледи… Я должен уйти.
Не дав Келитане больше ни секунды, бастард выскочил за дверь. Келитана смятенно глядела ему вслед. Что происходит — с ним, с ней?.. Зачем ей это безумие? И почему он оттолкнул ее? Она знала, насколько желанна мужчинам. И Лай вовсе не трус. Так почему? Он волновал ее так, как ни один из придворных ухажеров. Как он смел отказать ей, противный вредный мальчишка?!
* * *
Этой ночью во дворце все спали по-разному. Кто-то в одиночестве, как гордая Фелион, отвергнутый Гораций, тоскующая Келитана или смятенный Лайдон. Кто-то предавался жаркой любви, как королева Гретана с черноглазым мускулистым островитянином. Кто-то лежал рядом с любимым человеком, но не мог ни уснуть, ни насладиться близостью, мучаясь сумбурными чувствами — как капитан Шемас Лебар.
А кто-то, как казначей Альтус, бодрствовал и спать не планировал. Он пробирался дворцовыми коридорами в одну из отдаленных необитаемых палат дворца. Палаты в том крыле сильнее всего пострадали от Потопа, и восстановительные работы до них не дошли.
