В пять часов вечера Боб звонит вам, чтобы сказать, что они со вторым пилотом, ну, они вас очень любят… но, понимаете, завтра они самолет не поведут. Понимаете, они получили предложение от саудовского шейха, набожного человека, ему надо попасть на закрытую вечеринку в Лас-Вегасе – и он хочет, чтобы его самолет вели Боб и его команда. Шейха со свитой впечатлили манеры Боба, ведь Боб не выпил за жизнь ни капли алкоголя, он употребляет ферментированные йогуртовые напитки, а деньги – деньги не проблема. Предложение такое щедрое, что с лихвой хватит на штраф за нарушение Бобом контракта.
Вы кусаете локти. На Октоберфест летают многие юристы и, хуже того, юристы на пенсии, хобби которых – судиться с кем попало, лишь бы убить время, невзирая на результат. Вы думаете о цепной реакции: если самолет не взлетит, вы не сможете забрать порцию накачавшихся пивом пассажиров из Мюнхена – и точно отмените несколько полетов в оба конца. Перенаправлять пассажиров по другим маршрутам накладно и не всегда возможно.
Вы делаете несколько звонков, но выясняется, что легче найти здравомыслящего профессора экономики, чем другого пилота, – иначе говоря, вероятность нулевая. Вы вложили почти все активы в фирму, которой теперь грозит финансовый крах. Вы наверняка обанкротитесь.
Вы размышляете: ну, понимаете, если бы Боб был рабом, если бы вы им владели, понимаете, всего этого не случилось бы. Рабом? Погодите-ка… то, что сделал Боб, ваш работник ни за что не сделал бы! Работники, которые пашут за зарплату, так беспринципно себя не ведут. Подрядчики преимущественно свободны; они рискуют – и боятся только закона. А вот работники берегут свою репутацию. И их можно уволить.
Те, кто заключил трудовой договор, любят регулярно получать зарплату и обожают в последний день месяца находить на столе особый конверт; без всего этого они будут как отнятые от груди младенцы. Вас осеняет: если бы Боб был работником, а не более дешевым подрядчиком, вы не оказались бы в беде.
Но работники обходятся дороже. Им нужно платить, даже когда вы не можете предложить им работу. Фирма теряет гибкость. Таланты талантами, но деньги… К тому же работающие за зарплату обычно ленивы… однако в такой ситуации они никогда бы вас не подвели.
Работники существуют, потому что ставят свою шкуру на кон, – и берут на себя часть риска, достаточную для того, чтобы страх и санкции заставили их быть надежными, скажем, появляться на работе вовремя. Вы покупаете надежность.
А надежность стоит за множеством взаимодействий. Человек с достатком покупает загородный дом – что неэффективно по сравнению с гостиницами и съемным жильем, – потому что желает быть уверенным: если ему взбредет в голову отдохнуть, дом всегда к его услугам. Как говорят трейдеры: «Никогда не покупай, если их можно арендовать, П, Л и Е: то, на чем ты Плаваешь, то, на чем Летаешь, и то, что… (кое-что другое)». Однако многие приобретают яхты и самолеты – и не могут избавиться от кое-чего другого.
Да, подрядчику тоже есть что терять: его репутации наносится ущерб, а главное, он платит предусмотренную контрактом неустойку. Но риск работника всегда будет больше. А значит, такой человек питает отвращение к риску. Если человек всю жизнь был работником, это сигнал о том, что он одомашнен.
Тот, кто какое-то время был работником, явно готов вам подчиняться.
То, что работник готов подчиняться, явствует из фактов: он много лет лишает себя личной свободы ради девятичасового рабочего дня, церемониально и пунктуально приезжает в контору, отказывает себе в свободном расписании – и никого не бьет по пути домой после тяжелого дня. Это послушный, выученный пес.
От человека компании к служащим компаний
Даже когда работник перестает быть работником, он сохраняет прилежность. Чем дольше человек работает на фирму, тем сильнее он эмоционально вкладывается в то, чтобы не потерять работу и если уйти, то лишь с гарантией «положительной характеристики»
[49].
Если работники уменьшают ваш хвостовой риск, вы уменьшаете их хвостовой риск. По крайней мере, они думают, что вы это делаете.
В эпоху, когда я пишу эту книгу, компании остаются в высшей лиге по капитализации (список S&P 500) 10–15 лет, не более. Они покидают S&P 500 либо через слияния, либо потому, что их бизнес усыхает; то и другое ведет к увольнениям. Но на протяжении XX века ожидаемый срок жизни компании составлял более 60 лет. Большие фирмы оставались в живых дольше, люди работали в огромных корпорациях всю жизнь. Возникла такая категория, как «человек компании» (здесь уместен мужской род – почти все люди компании были мужчинами).
Лучшее определение человека компании таково: это индивид, личность которого определяется ярлыком, наклеенным на него компанией. Он одевается «как требуется», он даже использует язык, которого ждет от него компания. Работа так насыщает его общественную жизнь, что уволиться – значит лишить себя огромной ее части: тебя практически изгоняют из Афин, подвергая остракизму. Субботние вечера работник проводит с другими людьми компании и их супругами; они шутят понятные коллективу шутки. IBM требовала от работников надевать белые рубашки – не голубые, не в полоску, а именно белые. И темно-синий костюм. Никакой фантазии, ни малейшей оригинальности не допускалось. Вы были частью IBM.
Наше определение:
Человек компании – тот, кто ощущает, что потеряет нечто очень важное, если перестанет вести себя как человек компании, то есть он ставит шкуру на кон.
В ответ пакт обязует фирму держать человека компании в списках работников так долго, как это физически возможно, – до пенсионного возраста, после чего он будет получать приличную пенсию и играть в гольф с бывшими коллегами. Эта система работала, пока большие корпорации жили долго; считалось, что они живут дольше, чем иные государства.
Однако к 1990-м годам люди начали понимать, что быть человеком компании безопасно… пока твоя фирма существует. Технологическая революция в Кремниевой долине стала грозить традиционным компаниям финансовым крахом. Скажем, IBM, главная ферма по разведению людей компании, после возвышения Microsoft и ее персональных компьютеров вынужденно сократила множество «нанятых пожизненно», и те вдруг осознали, что на их позициях с малым риском риск был не столь уж и мал. Они не могли нигде устроиться; они не были нужны никому за пределами IBM. Даже их чувство юмора вне корпоративной культуры начало сбоить.
Но если человек компании и ушел в прошлое, ему на смену пришли служащие компаний. Теперь людьми владеет не компания, а кое-что похуже: идея, что они должны оставаться на плаву, чтобы кто-то всегда мог их нанять. Тот, кто остается на плаву, находится в плену у индустрии, он боится задеть не только своего работодателя, но и всех других потенциальных работодателей
[50].
