После четырех дней ожидания, которые она провела, слоняясь по гостинице или вблизи нее, Зола уже лезла на стенку. С Фантой они часами сидели в ее номере и разговаривали, чего не делали уже много лет. С Бо убивали время в гостиничном кафе, чаевничая там по нескольку раз в день. Она звонила своим партнерам, чтобы узнать об их последних злоключениях.
Две комнаты обходились ей ежедневно почти в сотню, если переводить в доллары. Плюс питание в кафе. Золу начинало тревожить ее финансовое положение. Она привезла с собой примерно десять тысяч, три из них уже заплатила фирме мадам Санга в качестве предварительного гонорара за представление интересов ее семьи и решение безотлагательных проблем. Если допустить, что Абду вскоре отпустят, им понадобятся жилье, одежда, пища и тому подобное, а ее бюджет скоро иссякнет. У Золы оставалось еще шесть тысяч на счету в Вашингтоне, и она знала, что в случае крайней нужды партнеры помогут, но почему-то стала очень беспокоиться из-за денег. Когда их схватила иммиграционная полиция, у Абду было восемьсот долларов наличными, у Бо – двести. Все семейные сбережения ушли на адвоката по делам иммиграции, который ничего не сделал. Какое бы будущее ни ожидало их в Сенегале, оно полностью зависело от скудных сбережений Золы.
И вероятность того, что будет необходимо давать взятки, не следовало сбрасывать со счетов.
В понедельник к концу дня их финансовое положение резко ухудшилось. Две полицейские машины остановились напротив входа в гостиницу, и из них вышли четверо офицеров в форме. Зола и Бо пили чай в вестибюле и сразу же узнали двоих из них. Ей с братом было велено оставаться на месте, а портье вручил полицейским ключи от их номеров на четвертом этаже. Один офицер остался с ними, трое остальных сели в лифт. Спустя несколько минут из лифта вывели Фанту и усадили в вестибюле рядом с Золой и Бо.
– Они обыскивают наши номера, – шепнула Золе Фанта. Как бы ни была напугана, Зола испытала облегчение при мысли, что ее наличность и ценные вещи находились в гостиничном сейфе, располагавшемся за стойкой портье.
Ждать пришлось около часа, они были уверены, что у них в номерах все разгромлено в пух и прах. Когда троица полицейских вернулась в вестибюль, главный среди них, сержант, вручил портье какой-то лист бумаги, и тот согласно кивнул, между тем как сержант произнес по-английски:
– У нас есть ордер на обыск вашей ячейки в сейфе.
– Одну минуту! – решительно заговорила Зола, подходя к стойке. – Вы не имеете права обыскивать мои вещи.
Полицейский жестом остановил ее.
Фанта затараторила что-то по-французски, Бо тоже пытался помочь, но был грубо отброшен назад. Портье исчез за дверью позади стойки и вернулся с маленьким металлическим ящичком – именно таким, какой арендовала Зола. Она видела, как портье задвинул его в ячейку большого сейфа, где помещалось более десятка других таких же. На ящичке не было замка.
Сержант посмотрел на Золу и приказал:
– Подойдите.
Она подошла к стойке и увидела, как полицейский открывает ящик, достает из него конверт, вынимает из него деньги и медленно пересчитывает двадцать стодолларовых купюр. Потом он достал пачку западноафриканских франков и тоже сосчитал. При курсе шестьсот франков за доллар пачка была толстой, и считал он долго. Зола внимательно наблюдала за ним, кипя от злости, но была совершенно бессильна перед лицом такого беззакония. Общая сумма наличности составляла около шести тысяч долларов. Довольный уловом, сержант опорожнил весь ящик. Скрепленные резинкой, там оказались три карточки: ее поддельные водительские права, выданные якобы в округе Колумбия, ее студенческое удостоверение и просроченная кредитная карта. Собрание ее мобильников было спрятано в сумке, засунутой в ее комнате под матрас.
В сумке, которую Зола тесно прижимала локтем к телу, лежали ее паспорт, нью-джерсийские права, около пятисот долларов и две кредитные карточки. Если они покусятся и на это, она без боя не сдастся. Когда сержант рявкнул: «Паспорт!», у нее подкосились колени.
Зола расстегнула молнию на своей сумочке, пошарила внутри и извлекла паспорт. Сержант внимательно изучил его, долго и пристально смотрел на ее сумочку, потом вернул паспорт. Пока все это происходило, другой полицейский перебирал содержимое металлического ящичка. Было очевидно, что они собирались забрать его с собой.
Поняв, что ее сумка в безопасности, Зола спросила:
– Вы собираетесь взять мои вещи?
– У нас есть ордер, – ответил сержант.
– Но почему? Я не совершила никакого преступления.
– У нас ордер, – повторил сержант. – Распишитесь здесь. – Он ткнул пальцем в опись.
– Я ничего не собираюсь подписывать, – заявила Зола, зная, впрочем, что выбора у нее нет. В этот момент она осознала реальность происходящего и, глубоко вздохнув, смирилась с тем, что сопротивление бесполезно.
Сержант положил ее деньги и карточки в большой гостиничный конверт и передал другому полицейскому. Потом посмотрел на Бо и сказал по-французски:
– Вы едете с нами.
Бо не понимал, что происходит, пока стоявший рядом полицейский не достал наручники и не взял его за запястье. Бо инстинктивно дернулся, и другой офицер схватил его за плечо.
– Что вы делаете? – грозно спросила Зола по-английски. Одновременно с нею Фанта запротестовала по-французски. Бо сделал глубокий вдох и обмяк, его руки уже были скованы наручниками за спиной.
– Все в порядке, не волнуйся, – сказал он Фанте.
– Что вы делаете?! – повторила Зола. Сержант отстегнул свою пару наручников и позвенел ими перед ее носом.
– Тихо! Хотите тоже?
– Вы не можете забрать его, – произнесла она.
– А ну, тихо! – рявкнул сержант. – А то и мать заберем.
– Не надо, Зола, – попросил Бо. – Все нормально. Я посмотрю, как там папа.
Двое полицейских потащили Бо к выходу, и все ушли – сержант с конвертом в руке. Зола и Фанта, не веря своим глазам, смотрели, как Бо запихнули в машину и бросили на заднее сиденье.
Как только они уехали, Зола позвонила Идине Санга.
Во вторник, в четыре часа, адвокаты Свифт-банка сделали заявление о предстоящей сделке по шести коллективным искам, разбросанным по стране. Учитывая слухи и предположения, циркулировавшие на протяжении последних трех месяцев, новость едва ли не разочаровала публику. Оптимистичное предсказание Свифта утратило силу.
По условиям соглашения, Свифт внесет в фонд сделки изначальную сумму четыре и две десятых миллиарда долларов на покрытие претензий предполагаемых миллиона ста тысяч клиентов. На каждый из шести коллективных исков должно было прийтись по восемьсот миллионов долларов плюс триста миллионов, являющихся законной добычей адвокатуры, занимавшейся коллективными исками. Со своими двумястами двадцатью тысячами истцов «Коэн-Катлер» являлся крупнейшим получателем, первым предъявившим свой коллективный иск и лучше остальных организованным, так что он стоял первым в очереди на получение денег.
