Затем произошло нечто удивительное.
В церкви стало светлее – должно быть, солнце выглянуло из-за облаков. Свет сквозь витражи переливался самыми разными оттенками. И лишь в одном месте падал белый луч, направленный точно на статую Богородицы, окружая ее ангельским сиянием.
Иоганн огляделся, но никто, похоже, не обратил на это внимания. Тогда он повернулся к Альбину и шепнул:
– Удивительно… Что это за стекло?
– Это? Оно сохранилось в руинах монастыря, и его принесли сюда, уж много лет тому назад, – шепотом ответил Альбин. – Одни называют это чудом; говорят, только на Богородицу через цветное стекло падает белый луч. Другие связывают это с особой техникой росписи… – Тут он ухмыльнулся. – Можешь догадаться, к какой партии склоняюсь я.
– Если поглядеть, сколько ты молишься, то я бы сказал, что к первой. Удивительно, почему ты не сидишь впереди, среди женщин.
– А было бы недурно, – снова ухмыльнулся Альбин и дружески ткнул Иоганна в бок, так что у него перехватило дыхание.
– Тсс… – шикнул на них стоявший рядом батрак и кивнул в сторону первой скамьи.
Лист проследил за его взглядом: Якоб Каррер оглянулся и наградил их свирепым взглядом. Они замолчали, и хозяин отвернулся.
Кайетан Бихтер торжественно поднял кубок.
– Подойдите же и примите тело Господне…
* * *
После службы жители собрались перед церковью; их дыхание паром клубилось в морозном воздухе. Стояло прекрасное зимнее утро. Облака расступились, на голубом небосводе засияло солнце, и снег переливался под его лучами.
Многие из жителей, в их числе и Каррер с Риглером, направились к харчевне. Иоганн заметил, что Элизабет и Софи задержались у могил, и помедлил.
Элизабет смахнула снег с одного из надгробий, зажгла потухшую свечу и опустилась на колени.
– Могила ее матери, – прошептал Альбин у него за спиной. – Она умерла во время родов. Хотя не думаю, что она долго протянула бы с Каррером. Говорят, женщина была весьма миловидная…
Иоганн не ответил.
– Ты как, пойдешь в харчевню? – спросил Альбин.
– Я догоню.
– Будем говорить насчет завтрашней игры в айсшток. Пропускать не стоит.
Лист бросил на него вопросительный взгляд.
– Ни разу не видел? Палки по льду! Пиво! Будет весело. – Альбин потер ладони.
– Я знаю, что это за игра, но…
– Но?
– Ступай вперед, я задержусь на пару минут, – ответил Иоганн.
– Дело твое.
Альбин пожал плечами и поспешил за остальными.
* * *
Элизабет поднялась с колен и перекрестилась. Лист огляделся – они были одни. Он помедлил в нерешительности, потом собрался с духом и подошел к девушкам.
– Элизабет…
– Да? – Она повернулась к нему.
– Я хотел поблагодарить тебя за все, что ты сделала для меня. Когда я был болен и…
– Любой поступил бы так же, – холодно проговорила Элизабет и с беспокойством посмотрела в сторону харчевни, где скрылся ее отец.
– Да, но ты…
– У меня сейчас нет времени, Иоганн. Нам нужно готовить ужин, – прервала его Элизабет, без злости, хоть и с нажимом.
Они с Софи направились к дому. Последняя оглянулась и одарила Листа улыбкой. Но тот уже витал в своих мыслях.
Чем объяснить реакцию Элизабет? Ее самоотверженность сводилась к простому долгу, доброта сменилась холодностью. Иоганн не припоминал, чтобы он сказал или сделал что-то неподобающее. Хотя, когда дело касалось женщин, это мало что значило. Переменчивы, как погода в апреле, поговаривал один его приятель. Иоганн склонен был с ним согласиться.
Между тем он остался один среди заснеженных надгробий. Над старым кладбищем воцарилось безмолвие.
За спиной послышались шаги. Иоганн резко обернулся.
Перед ним стояла старуха, которая была в харчевне в тот первый день, когда его заставили снять рубашку. Мария Зальцмюллер.
Старуха молча смотрела на него. Листу стало не по себе под ее сверлящим взглядом.
Потом она осенила себя крестом, поцеловала средний и указательный пальцы и направила их сначала в сторону леса, а потом на Иоганна.
Тому был знаком этот жест. Mala fide, древний знак против скверны.
Старуха сплюнула чужаку под ноги и, волоча ноги, пошла прочь.
«Старая карга, – подумал он и почесал голову. – Суеверная до мозга костей». Последнее, что ему сейчас было нужно, – это религиозная фанатичка, которая настраивала жителей против него.
Исполненный тревоги, Иоганн зашагал к харчевне.
XII
– Погода вроде бы хорошая, – Альбин посмотрел в окно и просиял. – Значит, все остается в силе!
– Хм… – неопределенно протянул Якоб. – Видимо, так. Элизабет, приготовь там все. Два каравая и одну шквару, но не больше. Хотя можешь положить еще несколько яблок.
– Да, отец. – Девушка вышла из комнаты.
Каррер повернулся к Альбину.
– А вы пока вычистите хлев, а уж потом ступайте.
– Так ведь нужно помочь остальным на лугу…
– Делай, что сказано. И поживее! – напустился на него Каррер.
– Понял. Идем, Иоганн, – поспешно ответил Альбин и махнул своему товарищу.
* * *
После обеда, когда они явились на окраину деревни, взору их открылась внушительная картина. На лугу расчистили площадку и разровняли до зеркальной гладкости, утоптанный снег переливался под солнечными лучами. Посередине площадки был вбит столбик, а справа лежали в ряд четырнадцать штоков с деревянными рукоятями на круглых болванках из железа
[5].
С левого края соорудили столы и скамьи, где своего часа дожидались ломти свежего хлеба с маслом и салом. Воздух полнился ароматом горячего вина с пряностями. От запаха у Иоганна рот наполнился слюной.
Собралась вся деревня: дети резвились в снегу, мужчины с довольным видом покуривали трубки, женщины судачили и смеялись. Царило непринужденное оживление, какого Лист еще ни разу не замечал за жителями деревни.
Якоб Каррер направился к Бенедикту Риглеру и Алоизу Бухмюллеру. Иоганн с Альбином, Элизабет и Софи присоединились к прочей челяди.
– Все сегодня в добром расположении духа, – заметил Лист и бросил взгляд на Каррера.
Альбин кивнул.
– Это событие всегда особенное. Сыграть нечасто удается, обычно снега лежит слишком много. Но если выпадает случай, рады все.
