* * *
Огонек лампы потух от сквозняка, и комната погрузилась в голубоватый сумрак. Иоганн опустился на Элизабет, они дышали в едином ритме. Элизабет закрыла глаза и прижалась к Иоганну.
И пусть он останется с нею навек.
И ничто в мире не сможет их разлучить.
* * *
Фигура в ветхой рясе отшвырнула в снег тяжелую ветку и подошла к неподвижно лежащей жертве. Восковая рука ухватила Альбина за ворот и потащила обратно в лес.
* * *
– О чем ты думаешь? – спросил Иоганн.
– О том, что завтра ты должен остаться со мной. Я просто запру двери, и пусть как-нибудь мир обойдется без нас.
– Заманчиво, но есть идея получше.
– И какая же?
– Сделать так, чтобы завтра не наступало, – прошептал Иоганн. – Просто остановить солнце, и ночь никогда не закончится.
Элизабет поцеловала его и прижала к себе.
– Так сделай же. У меня руки пока заняты.
XXXII
Элизабет открыла глаза. В окно пробивался сумеречный свет – скоро наступит утро.
И ознаменует начало.
Она повернула голову к лежащему рядом мужчине.
Иоганн.
Элизабет еще ни с кем не чувствовала себя так уютно. Маму она не знала, а с отцом жизнь была ей только в тягость.
Вот Иоганн – другое дело. Он был сильным и заботливым, и он непременно найдет выход и не оставит их в беде – в этом Элизабет не сомневалась.
Одеяло чуть соскользнуло. Элизабет увидела его грудь, покрытую шрамами, и невольно поежилась. Что же ему пришлось пережить? Что он скрывал от нее?
Она вдруг заметила, как сбивчиво задышал Иоганн. Должно быть, ему что-то снилось, и сон этот явно был не из приятных. Иоганн что-то отрывисто говорил – странно и дико было слышать эти слова. Элизабет стало не по себе. Она чуть помедлила в нерешительности и потрясла Иоганна за плечо.
Лист открыл глаза.
– Это только сон, Иоганн!
Жнец в смертной пляске с жертвами.
– Иоганн?
Кровь на стенах.
Казалось, Лист только теперь узнал Элизабет. Он молча взял ее за руку и подождал, пока не выровняется дыхание.
– Что тебе снилось, ради всего святого? – спросила с тревогой Элизабет.
Иоганн не хотел отвечать. Не мог ответить.
– Или это был не сон? – Элизабет провела рукой по шрамам на его груди и заглянула ему в глаза. – Иногда полезно выговориться.
Вновь эта невыразимая сила в ее глазах, которая так привлекла его однажды.
Он не хотел говорить ей.
И он должен был сказать. Она имела право знать.
Иоганн сел и посмотрел в окно. До рассвета было еще немного времени.
– Элизабет… ты спрашивала, всегда ли я был кузнецом. И где я набрался тех умений, которыми обычный кузнец не может похвастаться.
Элизабет улыбнулась и погладила его по плечу.
– Брось, нормальный кузнец тоже кое-что умеет… – Она вдруг заметила, как он серьезен, и покраснела. – Прости.
– Я говорил, что вырос в монастыре, среди монахов.
– У настоятеля Бернардина.
– Да. Но священником я становиться не хотел, поэтому мне позволили уйти. Настоятель Бернардин даже поговорил со знакомым кузнецом, чтобы тот взял меня в обучение. Мне тогда было одиннадцать или двенадцать. Так я и стал подмастерьем. И у меня неплохо получалось, и все складывалось хорошо, пока…
Элизабет вопросительно посмотрела на него.
– Пока однажды я не попал к солдатам. Им нужны были люди для войны, но тирольцам ведь нельзя сражаться на чужих землях – только в местных отрядах и только во благо Тироля. Но им не было до этого дела – они хватали каждого, кто им попадался. Я был не единственным тирольцем. Нам не оставили иного выбора. Просто забрали и поместили в учебный лагерь.
Там выяснилось, что я хорош в рукопашной. Поэтому меня определили в пехоту. Только вот штука в том, что мало кому удается показать себя в ближнем бою – просто потому, что многих убивают еще до того, как они подбегут к вражескому строю. Ну, я, во всяком случае, выживал достаточно успешно, и меня отправили в Италию к принцу Евгению сражаться против проклятых французов.
Вот там действительно пришлось туго.
Мы шли на французов, они шли на нас. Часто на пути оказывались деревни и мирные жители. Люди – и солдаты, и жители – погибали сотнями, в основном уже после сражения, от ран. А наш командир при этом насмешливо скалился. Его штаб был ничуть не лучше – как говорят, рыба гниет с головы.
При этом сама голова была еще в порядке – принц Евгений и его люди в основном сохраняли благородство, насколько это возможно на войне. Но он не мог следить за нашими передвижениями, а офицеры были в высшей степени жестоки. Им доставляло удовольствие поливать землю кровью. Время от времени необходимо очищать страну – так они любили говорить и смеялись при этом. Командир же громче всех.
И у него были на то основания – но об этом ты ей рассказывать не станешь. Еще не время.
И вот однажды случилось то, что должно было случиться. Противник снова наступал – их отделял еще дневной переход, – а между нами лежала маленькая деревушка. Людей там почти не осталось. Только старики, женщины и дети; мужчин то ли перебили, то ли забрали в войска. Я думал, мы выселим жителей и займем оборону в деревне. Но крупно просчитался: командование решило, что живое заграждение прекрасно деморализует противника. Трусливые французы, нежные как девицы, не смогут открыть огонь по горстке невинных. А если и станут стрелять – времени будет достаточно, чтобы кавалерия зажала их в клещи. «Погоним жителей на французов, как скотину!» Я хорошо помню, как спокойно произнес это наш командир, эта тощая свинья…
Его слова переполнили чашу терпения. Той же ночью я поговорил с единственным товарищем, которому еще мог доверять. Это был парень из Пруссии, он довольно долго воевал в составе австрийской армии. Славный малый и хороший солдат. Из тех, на кого действительно можно положиться. Мы быстро сошлись во мнении, что пора положить этому конец и неважно, какими последствиями это грозило.
Оказалось, что так считали не только мы. В лагере нашлись еще несколько решительных ребят. Мы вместе подобрались к шатру, где спали командиры, одолели часовых – кое-кто из них был на нашей стороне – и поставили мерзавцев перед выбором: выселить деревню или умереть.
Можешь себе представить, как выглядел тогда наш капитан. Но сдаваться господа офицеры не пожелали и выбрали смерть.
Увы, кто-то из часовых все же сумел поднять тревогу, завязалась потасовка. Командиры сбежали в деревню, мы бросились за ними. Дело пришлось на полнолуние, и все было видно как на ладони. Они скрылись в гостинице рядом с часовней, там мы их и настигли. Я хорошо помню – странное это было сооружение, приземистое, и сложено из камня. На стенах жуткие фрески, настоящая пляска смерти… Они словно специально выбрали это место.
