Иоганн представил себе развалины в лесу, темные коридоры. Для баварцев это тоже не окончится ничем хорошим. И, наверное, ни для кого из них.
* * *
Деревня словно вымерла. Метель беспрепятственно резвилась между домами. В доме Мартина Каррера свет горел только в одном из окон.
Элизабет обхватила ладонями кружку теплого молока. Рядом сидел дед и покуривал трубку. Дым застаивался под потолком. В этом месте Элизабет всегда чувствовала себя любимой и защищенной.
Любимой дедом. И защищенной от отца.
Однако сейчас это чувство пропало без следа. В голове у нее роились вопросы. Почему все послушно пошли к развалинам? В деревне было достаточно народу, они смогли бы постоять за себя.
И где теперь ее отец?
– Давай, дитя мое, помолимся. Сейчас это единственное, что мы можем сделать. – Дед потрепал ее по плечу.
Элизабет сложила руки и закрыла глаза.
– Господи, сделай так, чтобы они вернулись невредимыми…
Она что угодно отдала бы за это. Все что угодно. Разве может Господь допустить иной исход? Она вела честную жизнь, по христианским законам, всегда ходила в церковь и…
В церковь.
К священнику.
Воспоминания вспыхнули перед глазами.
Иоганн, который видел Бихтера в развалинах монастыря.
Священник всех вас обманывает.
Лицо Бихтера, отчаянный взгляд, устремленный в пустоту…
Выстоит тот, за кем правда…
Снова священник – как он выходит из ризницы и тщательно запирает дверь тяжелым ключом…
Элизабет открыла глаза.
– Я скоро вернусь!
Она вскочила, подхватила свой вязаный жилет и выбежала за дверь.
Старик проводил ее недоуменным взглядом и покачал головой.
– Сумасбродная девица.
* * *
Густая хвоя едва пропускала свет, но сосны защищали от метели. То и дело на солдат и крестьян падали комья снега, сбитые ветром с верхушек.
Строй рассыпался, и теперь каждый сам прокладывал себе путь среди искривленных деревьев. Время от времени кто-нибудь из солдат цеплялся ногой за корни, предательски скрытые под слоем снега, и падал с громкой руганью. Крестьяне же, напротив, с легкостью обходили невидимые ловушки. Они были привычны к походам по зимнему лесу.
– Ваши солдаты все ноги переломают, – насмешливо бросил Риглер капитану. – Может, нам лучше…
– Закрой пасть, свинопас!
Капитан с неодобрением посмотрел на своих людей. Их неуклюжесть вызывала у него досаду.
Туман становился плотнее, и нельзя было ничего разглядеть дальше десяти шагов. Альбрехт с тревогой смотрел на эту белую стену.
– Хорошо, Альбрехт, – согласился капитан. – Только смотри в оба.
Адъютант, коротко кивнув, обогнал остальных и скоро растворился в тумане.
* * *
Элизабет бежала сквозь метель. Она не обращала внимания на холод и решительно двигалась к своей цели – маленькой церкви на окраине деревни.
Где надеялась выяснить, для чего священник поднимался к развалинам. К ним.
И, возможно, объяснить его связь с ними. Быть может, в этой связи и крылось решение. Может, это позволит деревне лучше уживаться с ними.
Возможно, она просто обманывала себя. Но попытаться в любом случае стоило – это все-таки лучше, чем сидеть сложа руки в теплой комнате.
Элизабет пересекла площадь, миновала занесенные снегом надгробья и устремилась к дверям. С силой толкнула тяжелую створку.
Церковный неф утопал во мраке.
Господи, помоги мне и направь меня.
Элизабет вошла внутрь.
* * *
Альбрехт остановился, огляделся. По хрусту веток и лязгу оружия даже слепому было бы ясно, что по лесу движется отряд.
Адъютант покачал головой. Если наверху их действительно ожидало что-то неописуемое, как утверждали крестьяне, то они уже выдали себя с потрохами. Но они ничего не найдут, в этом Альбрехт был уверен. Сказки и суеверия, которые со временем обрастали новыми подробностями, были обычным делом для обитателей деревень.
А если они ничего не найдут… Альбрехт знал, как устали его люди от убийств, но капитан, вероятно, будет вынужден преподать урок крестьянам.
Преподать урок…
Снова посмотрев вперед, Альбрехт насторожился: что-то неясно вырисовывалось в тумане, как будто висело между деревьями… Он пошел быстрее, ухватился за рукоять сабли.
Очертания постепенно обретали форму. Деревья. А между ними…
Старый солдат, который столько повидал на своем веку, остановился и выронил саблю.
То, что он увидел, не поддавалось описанию.
XXXV
В церкви было ненамного теплее, чем снаружи. Изо рта вырывался пар, смешивался с дымом курящегося ладана и копотью свечей. Элизабет медленно обошла ряды скамей.
Ничего.
Она подошла к алтарю. Снова ничего – только покрывало тонкой работы, тяжелый подсвечник и статуя Девы Марии на каменном возвышении. За алтарем обнаружилась лишь деревянная скамейка. Элизабет огляделась в отчаянии: она полагалась на собственную интуицию, но, по всей видимости, прогадала. В церкви ничего не было, как и…
Она остановилась.
Ризница. Элизабет еще ни разу туда не входила. В эту часть церкви священник никого не допускал.
Она медленно приблизилась к двери с массивной кованой ручкой и замком. Остановилась и прислушалась.
Никого не слышно.
Сердце забилось еще быстрее. Эта дверь воплощала в себе нечто запретное. Казалось, стоит ей только прикоснуться к ручке – пол под ногами разверзнется, и она канет прямиком в чистилище.
Затаив дыхание, Элизабет дотронулась до двери.
Ничего не случилось.
Она собралась с духом и повернула ручку. Послышался скрип, прошла бесконечно долгая секунда, и… ничего.
Дверь была заперта.
* * *
– Сюда! Быстро!
Голос Альбрехта пробился сквозь туман, и остальные бросились к нему.
И невольно застыли, когда увидели то, что увидел адъютант.
Их предостережение.
Это был Альбин. Вернее, то, что они от него оставили. Они подвесили его между двух деревьев, как шкуру для просушки. Грубые веревки растягивали ему руки и ноги, одежда была изорвана в клочья и пропиталась кровью. Голова бессильно повисла, на затылке зияла огромная рана. Кожа стала какой-то бесцветной, с носа и подбородка свисали сосульки.
