«Меня вызвал к себе начальник участка и сказал: “Как я понял, у тебя неприятности?” Я кивнул. “Но складывать и вычитать тебя в твоей школе научили, надо думать?” И он показал мне формы отчетности, которые ему необходимо было заполнять. Попросив меня помочь с этим, он заверил: “Если будешь делать все как надо, я позабочусь, чтобы парни оставили тебя в покое”». Хултин, разумеется, согласился, и с тех пор, хотя враждебность в отношениях осталась, другие грузчики уже не осмеливались задирать его, поскольку начальник дал понять, что малец под его защитой. Позже Хултин узнал, откуда, что называется, ноги растут. «Я выяснил, что начальник был хроническим пьяницей и на работу являлся с целым чемоданом пива. В таком состоянии он не мог содержать отчетность в порядке», рискуя потерять должность. Поэтому он и обратился к Хултину.
Но по окончании войны Хултин бросил летнюю работу и с 1946 года принялся автостопом путешествовать по истерзанной боями Европе, а в 1948-м добрался даже до Северной Африки.
Путешествия стали для него «настоящими приключениями», хотя ему доводилось попадать и в опасные ситуации. Пожалуй, в наихудшем положении он оказался в Каире, куда попал через два дня после налета израильских бомбардировщиков. В городе воцарился хаос и полнейшее беззаконие. Египетская армия реквизировала тогда все транспортные средства, включая автобусы и даже поезда, а найти жилье было практически невозможно. Хултин скитался от отеля к отелю, от одного доходного дома к другому, отчаянно пытаясь найти угол, где его приютили бы. В конце концов комнату он нашел. Как потом выяснилось, она досталась ему только потому, что предыдущий жилец накануне вышел на улицу и уже не вернулся. «Мне сказали, что его убили, – вспоминал Хултин. – Он стал одним из сотен людей, погибавших в городе ежедневно. В первую очередь жертвой становился любой, кто внешне походил на иностранца. Хозяин отеля постоянно твердил мне: «Сиди в номере и не высовывайся». А в комнате остался чемодан, напоминавший мне о судьбе своего хозяина, которая могла вполне ожидать и меня самого».
И Хултин проторчал в отеле неделю, но потом не выдержал и решился сходить на расположенный поблизости рынок. Хозяин вручил ему в качестве оберега Коран, который сохранился у Хултина до сих пор. Однако стоило ему появиться на рыночной площади, как к нему тут же пристал один египтянин, обвинив в том, что он – британский шпион. «На своем ломаном английском я отвечал: “Нет, нет! Я студент-медик из Швеции”, уже чувствуя, как по всему телу выступил холодный пот. Сердце колотилось, а в голову навязчиво лез образ чемодана, хозяин которого так за ним и не вернулся.
Потом в полной панике я перешел на немецкий. В школе он был моим основным иностранным языком, и я мог изъясняться на нем более свободно. Я повторил по-немецки: “Я – студент из Швеции”», но тогда кто-то из окружившей его толпы египтян предположил, что он – немецкий солдат, бежавший из плена.
«Я еще какое-то время продолжал убеждать их, что я – швед, но потом, выбирая из двух зол меньшее, признал в себе немецкого военнопленного». К счастью, в этот момент подоспел хозяин отеля и вытащил Хултина из толпы. Потом он бежал из Каира и вернулся домой, нанявшись кочегаром на шведский сухогруз.
Начались занятия на медицинском факультете. В середине семестра Хултин женился на Гувнор, в которую влюбился еще в школе. Встречаться они начали в шестнадцатилетнем возрасте. С точки зрения общественного положения жених и невеста оказались ровней друг другу. Она происходила из семьи богатых норвежцев, а ее отцу принадлежала фирма, производившая в Швеции кассовые аппараты. Гувнор занималась радиационной биологией и осваивала новейший метод радиоизотопного анализа под руководством его изобретателя – профессора Стокгольмского университета.
Вскоре после женитьбы Хултин предложил перебраться месяцев на шесть в Айову, чтобы повидать Соединенные Штаты. Гувнор с радостью согласилась. Более того, она сразу же нашла для себя место в университете, поскольку знатоков изотопов в то время можно было в мире по пальцам пересчитать.
И Хултины отправились в путь весной 1949 года, планируя посмотреть страну до того, как осенью начнутся занятия. До США они добирались пароходом и прибыли на остров Эллис [9] через десять дней после отплытия из Стокгольма. Попав на Манхэттен, они почти сразу столкнулись с бывшим одноклассником, который предложил им пожить у него пару дней и показал город из окон своей машины. Эта скандинавская пара многое воспринимала в Америке с наивной непосредственностью. «Увидев вывеску «Монетная прачечная», – вспоминает Хултин, – я даже не стал спрашивать у приятеля, что это такое. Я был уверен, что знаю: американцы так боялись микробов, что сдавали в прачечную даже мелочь из своих кошельков».
Из Нью-Йорка Хултин с женой совершили перелет в Тусон – столицу Аризоны, где жили тетя и дядя Гувнор. Там они гостили неделю, вдоволь налюбовавшись впечатляющими пустынными пейзажами с гигантскими кактусами, ослепительно синим небом и потрясающими по красоте закатами. Затем настало время увидеть в США как можно больше. Они одолжили у родственников Гувнор небольшой «студебекер» 1947 года выпуска и немного денег, планируя экономить на всем, ночуя чаще в палатке, чем в мотелях. «Нам хотелось успеть объехать каждый из штатов до начала сентября, – пояснял Хултин, а торопились они потому, что пребывали в уверенности: их визит в США не продлится дольше шести месяцев. – У меня в кармане уже лежали билеты обратно в Швецию».
И они отправились в дорогу, посетив (пусть иногда и очень кратко) 48 штатов и все канадские провинции, за исключением двух. А затем решили ехать все дальше и дальше на север, вообразив себе романтическую картину, как они достигают места, где дорога окончательно обрывается. Шоссе действительно закончилось близ границ Аляски, в глухомани, где почти не было дорог, да и люди встречались не часто. Асфальт заканчивался в ДоусонКрик, откуда протянулась так называемая Магистраль Алкан. Хултины, само собой, хотели ехать дальше. И им фантастически повезло. Они смогли это сделать, потому что всего двумя днями ранее правительство Канады распорядилось открыть этот путь для гражданских лиц, а прежде требовался специальный пропуск министерства обороны. Разумеется, эта «магистраль» в те годы не была в полном смысле нормальным шоссе. Она представляла собой проходивший по безлюдным местам и достаточно опасный проселок. Прежде чем их пропустили, Хултинам пришлось купить запасные части: бензонасос, ремень вентилятора и все необходимые патрубки. Оказалось, что их машина стала лишь десятым гражданским транспортным средством, пустившимся в подобную авантюру.
Хултины ехали порой целыми днями, не встречая ни души. Дорога местами переходила в грязное месиво с огромными и глубокими лужами. «Однажды мы остановились на ночевку там, где обычно это делали водители грузовиков, и они с изумлением уставились на наш «студебекер», потому что в жизни не встречали здесь машины с такими маленькими колесами», – вспоминал Хултин.
Зато природа их окружала первозданная.
«Вы себе представить не можете, сколько там рыбы! – восхищался он. – Каждая речушка изобиловала форелью. Достаточно было беглого взгляда в любую протоку, чтобы увидеть десять, пятнадцать, а то и двадцать плавающих там хариусов. Мне стоило лишь забросить крючок с блесной, и я тут же вытаскивал на берег огромную рыбину. Именно в тех краях можно было себе представить, как выглядела Америка, пока ее населяли только индейцы».
