Хултин совершил перелет в Ном – портовый город и самый первый населенный пункт на Аляске, пораженный эпидемией 1918 года. Там было все необходимое: вечная мерзлота, крупная лютеранская миссия с аккуратно ведшимся регистром смертей и кладбище, где осенью 1918 года хоронили погибших от гриппа людей. «По крайней мере на бумаге все выглядело многообещающе», – отмечал Хултин.
Но при первом же взгляде на кладбище ему пришлось испытать глубокое разочарование.
«Описание погоста, которое мне доводилось читать, совершенно не походило на картину, открывшуюся моим глазам», – рассказывал он. Через Ном протекала река, и за тридцать четыре года со времени эпидемии ее русло так сильно отклонилось в сторону, что подошло вплотную к массовому захоронению. Край кладбища оказался берегом реки, и шансы, что земля там оставалась промерзшей, равнялись практически нулю. «Для проверки я выкопал яму рядом с могилой. Вечной мерзлоты как не бывало», – вспоминал Хултин. Ему не оставалось ничего, кроме как двигаться дальше.
Позже Хултин узнал, что «секретная» армейская группа тоже побывала на кладбище в Номе через десять дней после него. Они прибыли с помпой на транспортных самолетах ВВС, доставив даже дизельные генераторы для работы морозильных камер, и разбили целый лагерь. А потом принялись копать. Но и им не потребовалось много времени, чтобы обнаружить – от жертв инфлюэнцы 1918 года в этом месте остались лишь бесполезные для науки скелеты. Как только растаяла вечная мерзлота, тела начали разлагаться, и на них не было уже никаких тканей, в которых мог бы затаиться вирус.
Одним из участников той армейской экспедиции был Морис Хиллман, известный вирусолог, который позднее возглавил Институт Мерка в Уэст-Пойнте, штат Пенсильвания, – исследовательский центр, принадлежавший фармацевтическому гиганту «Мерк и Ко». А в то время Хиллман работал в армейском Институте Уолтера Рида в Вашингтоне, где его основной задачей было изучение пандемии гриппа 1918 года с целью предотвращения ее возможного повторения. Он отправился в Ном, и его воспоминания сходны с тем, что описывал Хултин:
«Тела находились на той стадии разложения, что обнаружить в них живой вирус не представлялось возможным, – писал Хиллман, не слишком, впрочем, удивленный. – Что такое «вечная мерзлота»? Она вполне описывается этими двумя словами и представляет собой навсегда промерзшую землю. Но периодически происходят оттепели, и одним летом почва может оттаять на два фута, а следующим – уже на шесть или даже восемь футов. А за такой долгий период времени сменилось несколько циклов теплой погоды. К тому же жертв не обязательно должны были захоронить на большой глубине, где вечная мерзлота присутствует всегда. И в этом заключалась для нас основная проблема».
Армейской экспедиции поневоле пришлось обосноваться в Номе, где только и можно было разместить громоздкие генераторы для холодильников. У Хултина такого ограничения не было, поскольку он собирался сохранить взятые образцы в портативных термосах с сухим льдом. А потому, пока военные все еще ковырялись в Номе, Хултин уже вылетел к следующей точке – небольшому городку Уэйлс, самому западному поселению Американского континента, отделенному от Сибири лишь Беринговым проливом.
Взлетев из Нома при низкой облачности и погодных условиях, которые выглядели все более и более неблагоприятными, пилот следовал вдоль береговой линии, держа машину всего в нескольких сотнях футов над землей. И по мере того как туман сгущался, лететь приходилось все ниже и ниже. Через сорок минут после вылета из Нома летчик начал высматривать известный ему наземный ориентир – хижину на вершине берегового утеса.
«Мы делали заход за заходом, но он по-прежнему не мог разглядеть хижины, принужденный каждый раз пролетать все ближе к краю скалы, – вспоминал Хултин. – И конечно же, в результате мы чуть не врезались в этот домик. В последний момент пилот резко взял штурвал на себя, чем спас жизни нам обоим. Мы разминулись с крышей в каких-нибудь пятнадцати или двадцати футах. Причем сам летчик испытал такое потрясение, что тут же развернулся и направил самолет обратно в Ном, несмотря на плотный слой тумана и необходимость держаться совсем низко над берегом».
На следующий день они предприняли новую попытку. Туман рассеялся, и Хултин мог сполна насладиться великолепными видами. Но на этот раз на подлете к Уэйлсу мотор самолета вдруг начал чихать, а потом окончательно заглох.
«Наступила тишина, которую трудно описать иначе как тревожную, – рассказывал Хултин. – Но пилот заверил меня, что мы сейчас приземлимся и он приладит провод, который, по всей вероятности, слетел со свечи зажигания. Как я понял, ему это было не впервой, и он умел устранять такие неисправности. Казалось бы, в подобный момент мне полагалось испугаться, но я наслушался таких историй о приключениях летчиков, что приобрел несокрушимую уверенность в их способности выбраться из любой переделки. Поэтому я лишь осторожно поинтересовался, в каком именно месте он собирался совершить посадку. В округе же, насколько хватало глаз, не было видно ничего, кроме неприветливых темных скал. «Где-то поблизости должно быть замерзшее озеро», – сказал пилот. И точно – вскоре даже я мог видеть небольшую белую точку в двух тысячах футов у себя под ногами. Когда же самолет вошел в вираж, двигатель неожиданно завелся. «Отлично! Провод сам снова лег в нужное место», – обрадовался мой ас, но стоило ему выровнять машину и снова лечь на курс, как мотор фыркнул и заглох опять. Нужно ли объяснять, как долго тянулись для меня те последние примерно двадцать минут до момента, когда мы все же приземлились на пляже Уэйлса?»
Этот поселок сильно пострадал от эпидемии 1918 года, которая нагрянула сюда вскоре после того, как поразила Ном. Причем историю проникновения заболевания сюда излагали в нескольких версиях. Согласно одной из них, маленький мальчик умер, когда гостил у приятеля в соседней деревне. Отец отправился за телом и привез его в Уэйлс на собачьей упряжке в ноябре 1918 года. Причиной смерти паренька стал, разумеется, грипп, и, по мнению многих, именно так вирус попал в Уэйлс.
По другой легенде, почтальон, доставлявший сюда корреспонденцию из Нома, в пути заболел и умер. Растерявшиеся после потери хозяина собаки подняли громкий лай. Его через какое-то время услышали охотники, отыскали почтовые нарты и доставили в Уэйлс вместе с инфекцией.
Впрочем, оба эти варианта всегда представлялись Хултину маловероятными. Тело человека, умершего несколько дней назад, едва ли могло стать источником заболевания, распространявшегося воздушно-капельным путем. Только в 1998 году ему довелось услышать историю, которая показалась похожей на правду. Он тогда снова посетил поселение Бревиг на Аляске, выступив перед местными жителями с лекцией о гриппе. Когда он закончил, из зрительного зала к нему подошла женщина, рассказавшая, что выросла она в Уэйлсе и была праправнучкой того самого легендарного почтальона. Он действительно доставлял письма из Нома на собачьей упряжке и, по ее словам, однажды в пути заболел. Ему тем не менее удалось добраться до Уэйлса, где он умер только на следующий день. А всего неделей позже 178 из 396 обитателей поселка тоже были мертвы, став жертвами гриппа.
Но когда Хултин впервые прибыл в Уэйлс летом 1951 года, он знал только, что болезнь ударила по деревне со всей жестокостью. Он увидел крест, установленный над братской могилой, в которой лежали 178 умерших. И захоронили их в вечной мерзлоте на положенной глубине в шесть футов. Однако могила, первоначально располагавшаяся вдали от океана, теперь оказалась практически на крутом берегу над пляжем. За прошедшие годы волны сильно подмыли берег, и, глядя, как на обрыв падают теплые лучи солнца, Хултин сразу понял, что вечной мерзлоты не осталось и здесь. Чтобы подтвердить свою догадку, он начал копать. Земля легко поддавалась лопате. Это была еще одна неудача.
