Когда же при подготовке своего доклада с Расселом пообщались Нейштадт и Файнберг, он высказался более категорично: «Я всегда считал, что следует проявлять крайнюю осторожность, вводя в организм человеку инородные материалы. Это справедливо во всех случаях, но особенно когда речь идет о 200 миллионах человек. Здесь консерватизм мышления только на пользу. Если нет крайней необходимости в инъекции вакцины, лучше к ней не прибегать».
Но опасения Александра Рассела утонули в захлестнувшей тогда всех волне нетерпеливого ожидания исторического момента: принятия решения о первой в мировой практике иммунизации против «смертельного» гриппа населения целой огромной страны. А аргументы ее сторонников в отличие от доводов Рассела уже невозможно было игнорировать, да и оспаривать тоже.
Как вспоминал позднее Джон Сил, один из представителей руководства ЦКЗ в приватном разговоре с Сенсером бросил такую фразу: «Представь себе на секунду, что разразилась эпидемия и мор среди людей. И сразу пойдут кривотолки, что у нас была возможность спасти множество жизней, существовала вакцина против пандемии, но мы положили ее в холодильники. Это само по себе станет прямым обвинением в преступном бездействии. А потом вспомнят и другое: “Они отказались хотя бы рекомендовать министру начать кампанию иммунизации”».
Но не все голосовали в пользу иммунизации исходя из одного только желания защитить свой народ от опасной болезни. Кое-кому очень хотелось использовать ее как демонстрацию важности своей отрасли здравоохранения, которая в то время несколько потускнела в глазах публики и казалась менее интересной, чем расцветшая буйным цветом молекулярная биология. Как признавался доктор Руэл Стэллонс, который был тогда деканом факультета общественного здравоохранения Техасского университета, «лично для меня это выглядело возможностью отплатить обществу, которое позволило мне вольготно жить в роли врача. Общество многое мне дало, причем совершенно не ожидая от меня адекватной отдачи. Кроме того, представился шанс показать подлинно гуманную миссию эпидемиологии, которую, на мой взгляд, незаслуженно принижают. Научные награды присуждаются главным образом молекулярным биологам, открытия которых на самом деле мало что значат для человечества с практической точки зрения. А эпидемиология задвинута куда-то на задворки научной иерархии и не ценится по достоинству. Хотя именно она является ключевой медицинской дисциплиной, когда необходимо облегчить человеческие страдания».
И все же несколько ученых призвали к сдержанности, отметив, насколько велика была вероятность, что никакой эпидемии гриппа будущей зимой не случится, а это сделает вакцинацию бессмысленной. Килбурн тем не менее заявил: «Да, мы слышим голоса сомневающихся, но их заглушает дружное согласие большинства в том, что программу необходимо осуществить».
Оглядываясь потом в прошлое, Килбурну еще придется задаться вопросом, почему он сам и его коллеги не согласились на предложение создать запас вакцины на складах, которое стало задним числом казаться ему «столь очевидным и правильным». Чтобы избавиться от уколов совести, он вынужден был напомнить себе и другим две важнейшие причины, «настоятельно склонявшие нас к поддержке всеобщей вакцинации».
Во-первых, приводил свои аргументы он, решение произвести вакцину лишь для хранения на всякий случай «наверняка лишило бы нас поддержки в конгрессе, которая и без того не была единодушной. В глазах конгрессменов это выглядело бы как нерешительность с нашей стороны».
А во-вторых, вспоминал Килбурн, «люди, которым предстояло осуществлять программу на местах, предупредили нас, что в случае если в обычный для гриппа сезон начнется повальная эпидемия, у них не будет времени на достаточно быстрое распределение вакцины, открытие дополнительных медпунктов, как и на саму вакцинацию».
Вот почему задолго до конца рабочего дня 10 марта комитет уже принял решение: начать общенациональную кампанию по иммунизации всего населения США против свиного гриппа.
«Стэллонс подытожил это лучше всех», – как отметил Сенсер.
«Во-первых, мы получили доказательства появления нового штамма с передачей инфекции от человека к человеку. Во-вторых, опыт подсказывает нам, что появление нового штамма в прошлом всегда влекло затем за собой пандемию. И наконец, в-третьих, впервые в истории в нашем распоряжении есть и знания, и достаточное время, чтобы организовать массовую иммунизацию. А потому, если мы вообще верим в профилактическую медицину, другого выбора у нас нет», – закончил свою мысль он.
Сенсер написал девятистраничный меморандум, который стал известен как «программа действий». Теперь главной его целью становилось убедить правительство начать осуществление кампании. И хотя он включил в свою докладную несколько возможных вариантов, первым же из которых был «не предпринимать ничего», в документе приводились доводы, которые легли в основу единогласного решения комитета советников по иммунизации. Там особо отмечалась вероятность возвращения гриппа 1918 года и содержались рекомендации для правительства закупить вакцину в достаточном количестве, чтобы произвести иммунизацию всего населения Америки. При этом Национальный центр аллергических и инфекционных заболеваний должен провести практические испытания, биологическое бюро – выдать лицензию на производство вакцины, после чего саму иммунизацию призваны были осуществить совместными усилиями государственные и частные клиники, а Центр по контролю заболеваемости провести мониторинг результатов. Стоимость самого по себе производства вакцины Сенсер оценил в 100 миллионов долларов. Остальная часть программы должна обойтись в дополнительные 34 миллиона. «Никогда в истории мы еще не осуществляли программы в области здравоохранения таких масштабов и интенсивности, – объяснял он. – А потому не существует ни прецедентов, ни отработанного механизма для проведения столь грандиозного мероприятия».
Сенсер передал меморандум своему непосредственному начальнику, доктору Теодору Куперу, заместителю министра по вопросам здравоохранения, хотя адресован он был на имя самого Дэвида Мэтьюза – министра здравоохранения, образования и социального обеспечения. А потом этот документ двигался все дальше вверх по лестнице федеральной власти, пока не лег на стол президента Джеральда Форда, превратившись в основу для принятия окончательного решения.
Как отмечали Нейштадт и Файнберг, меморандум «был составлен так, словно его намеренно написали, чтобы выбить нужное решение президентской администрации, поставив ее в положение, при котором она не могла отвергнуть идею, а потом, ничем не рискуя, сделать это достоянием гласности». Именно такой эффект бумага и возымела.
Сенсер написал свою докладную в субботу 13 марта. А в понедельник 15 марта он уже был в Вашингтоне, где встречался с Мэтьюзом, чтобы пропихнуть идею. Мэтьюз принял Сенсера сразу же по окончании ежедневного совещания с сотрудниками своего ведомства. Его помощник доктор Джеймс Диксон присутствовал на совещании в тот день и предварительно проинформировал босса о том, как Сенсер обрисовывал сложившееся положение. Со всей неизбежностью в центре дискуссии оказалась угроза повторения убийственного гриппа 1918 года.
Позднее Диксон поделился своим впечатлением, что Мэтьюз был изначально обречен на то, чтобы дать «добро» на проведение кампании иммунизации. «Я изложил ему суть вопроса… Он спросил: «Какова вероятность?» «Этого никто не знает», – ответил я. И по выражению лица Мэтьюза можно было безошибочно угадать, каким будет его решение».
