Наконец в который раз настал решающий момент. Фрагменты вирусов гриппа несли на себе радиоактивные «метки», которые должны были позволить Рейд различить их присутствие в соляной смеси с плазмидами. Она разделила фрагменты генов в тонком слое геля, пропустив через него разряд электрического тока, в результате чего гены выстроились в ряд в соответствии со своими размерами и химическим составом. А потом положила поверх геля лист рентгеновской фотопленки, на которой радиоактивные «метки» должны были оставить черные пятна.
Через некоторое время она просмотрела пленку на свет и в изумлении не могла отвести глаз. Они их видела! Она видела те черные точки, которые говорили о наличии матричного гена гриппа 1918 года. Мороз пробежал у нее по коже. Теперь она знала, что вирус-убийца, за которым она так долго охотилась, непременно окажется у нее в ловушке. «Очень немногим людям науки доводилось переживать такие эмоции». В этом она ясно отдавала себе отчет.
И Рейд начала вылавливать из ткани легкого Виктора Вона один ген вируса 1918 года за другим. Современные технологии работали как нельзя лучше – ей теперь то и дело попадались следы каждой составляющей генетической структуры вируса: нейраминидазе, нуклеопротеид, матричные гены М1 и М2. Вскоре наступил август, и Рейд почувствовала, что теперь ей стоит отправиться с семьей на давно запланированный месячный отдых в лесной домик в Вермонте. Ведь она беспрерывно проработала над проектом более полутора лет и могла уехать со спокойной душой, зная, что метод сработал и вирус практически был у них в руках.
В начале августа 1996 года Таубенбергер полностью взял завершение проекта на себя. Ему оставалось выделить лишь то, что ученые считали ключевым геном вируса – геммаглютинин. В хижине Рейд не было телефона, но как только Таубенбергер добивался очередного успеха, он звонил жившим неподалеку от нее свекру со свекровью, чтобы те передали ей радостные новости.
Рейд же не просто радовалась. Она была поистине потрясена достигнутым успехом. Но при этом знала, что хотя и была важным членом группы, которой удалось напасть на след неуловимого прежде вируса-убийцы, большинство ученых не воспримут ее как коллегу. В конце концов, она же всего-навсего лаборантка, у которой за спиной нет даже магистратуры. «В науке царит жесткая иерархия, – жаловалась она. – Бывали случаи, когда кто-то заговаривал со мной, а потом спрашивал, где я писала кандидатскую. И после того как я признавалась, что не имею ученой степени, человек просто поворачивался ко мне спиной и уходил».
И тем не менее именно Рейд оказалась лучше всех подготовленной к работе с тканями, хранящимися в парафине, именно она сумела извлечь фрагменты вируса гриппа из тканей легких. И остальные члены группы пришлись в ней как нельзя более кстати. Среди них была Эми Крафт, прошедшая отличную практическую школу, исследуя причины гибели дельфинов. И был еще один сотрудник лаборатории, доктор Томас Фаннинг, накопивший огромный опыт изучения микроорганизмов, оказавшийся бесценным, когда понадобилось установить этиологию гриппа 1918 года. Не забудем и о докторе Тимоти О’Лири, их начальнике, совершенно одержимом идеей найти наилучшее применение для объектов из институтского хранилища. И наконец, их вел за собой Таубенбергер, молекулярный патолог, чье воображение воспламенила публикация о Джоне Дальтоне и у которого хватило умения и настойчивости, чтобы заняться поисками вируса гриппа 1918 года.
«Я не перестаю удивляться тому, как совершенно произвольно собралась команда людей, каждый из которых мог по-своему способствовать успеху, – отзывалась о своих товарищах по работе Энн Рейд. – Оглядываясь назад, я порой думаю, что это могло быть только предначертано свыше».
К октябрю 1996 года группа была готова оповестить мир, что им удалось обнаружить генетические следы гриппа 1918 года в сохранившихся тканях легких Роско Вона. Они написали научную статью, изложив суть достигнутого ими поразительного результата. Конечно, им пока не удалось восстановить целостную генетическую последовательность вируса, но они продемонстрировали свою способность выделять его гены. А это значило, что постепенно им удастся изучить вирус во всех деталях. Они обладали методами, позволявшими сорвать с убийцы маску и даже отыскать его смертоносное оружие.
Отправить статью было решено в журнал «Нейчер». Уверенные, что их открытие представляет собой нечто сенсационное, они даже послали в редакцию предварительное уведомление, какого рода материал тем следует ожидать. «Я отправил электронную почту в вашингтонское бюро журнала, – рассказывает Таубенбергер. – И уже через полтора часа мне позвонили из лондонского центрального офиса со словами: отлично, это звучит грандиозно, с нетерпением ждем получения статьи». И он отправил ее, пребывая в уверенности, что «такого рода статья получит приоритет и будет опубликована в ближайшем же номере». Надо ли описывать изумление Таубенбергера, когда «Нейчер» тут же вернул материал обратно, отвергнув его даже без предварительной отправки на отзыв экспертам? К ответному конверту прилагалась стандартная отписка, что статья не представляет интереса даже для публикации на нее рецензии.
Озадаченный Таубенбергер отправил статью в «Сайенс» – то есть основному конкуренту журнала «Нейчер», не уступавшему лондонцам в престиже.
Но там продемонстрировали такое же равнодушие. «Мы послали материал в «Сайенс», но и им он оказался ненужным, – вспоминает Таубенбергер. – Почему? По всей вероятности, у ученых, которые ознакомились со статьей, вызвали сомнения сами ее авторы – некая группа из Института патологии. Тесный круг экспертов в области гриппа оказался в шоке, узнав о работе, проделанной с вирусом гриппа группой, никакого отношения к исследованиям инфлюэнцы прежде не имевшей. Ведь никто из научных светил в этой сфере никогда о нас прежде не слышал». И только после того как в пользу Таубенбергера высказались несколько серьезных и авторитетных в научном мире людей, его статья попала наконец в руки рецензентам. Вот тогда уже появились первые восторженные отзывы, а материал был принят к публикации. Но сам Таубенбергер оказался до глубины души потрясен пережитыми треволнениями. «Мы были чертовски напуганы, – рассказывает он. – В какой-то момент уже начинало казаться, что статья никогда так и не будет напечатана». Он и сам признает теперь, что ему не хватало опыта вращения в высоких научных сферах, и он по наивности полагал, что стоит тебе совершить нечто важное, как специализированные журналы начнут рвать материал прямо у тебя из рук.
«Для нас это стало хорошим уроком, – вспоминает Таубенбергер – Ведь до тех пор мы писали только статьи, которые ничем не выделялись на общем фоне. И я впервые в жизни создал нечто из ряда вон выходящее».
Так Таубенбергер столкнулся со своеобразным, полным капризов миром крупных научных журналов, которые не раз просто отмахивались от по-настоящему революционных открытий, без раздумий принимая в печать самые заурядные материалы. Это случилось, например, летом 1998 года с доктором Риузо Янагимочи из университета на Гавайях, который не только сумел клонировать мышь, но и создать клон от клона. К несчастью для него, это случилось, когда многие ведущие ученые еще громко фыркали, узнав о Долли – первом в мире крупном животном, клонированном из клеток взрослой овцы. «Откуда нам знать, что Долли на самом деле клон? – иронично вопрошали критики. Быть может, вы там в своей лаборатории просто перепутали клеточный материал? И когда вы собираетесь повторить клонирование? Результат в единственном экземпляре – это пока не более чем занятная история, которую нельзя считать удавшимся экспериментом», – твердили они.
А Янагимачи удалось совершить почти невозможное – по его методу клонирование стало казаться вообще процессом несложным. Он сам вывел десятки клонов. Статью об этом он отправил в «Сайенс», посчитав, что если уж из двух ведущих мировых научных изданий одно выходит в Англии, а второе в США, то ему, как истинному американцу, следует предпочесть публикацию в американском журнале. Как и Таубенбергер, он ожидал, что редакторы сразу же отправят статью в печать, и его точно так же озадачил ответ из журнала. «Сайенс» вернул ему рукопись, даже не проверив ее у рецензентов, с припиской, что статья не представляет интереса для читательской аудитории издания. Тогда Янагимочи отправил ее в «Нейчер», где она провалялась несколько месяцев, после чего попала наконец к рецензентам и была опубликована, вызвав громкий резонанс в научном мире.
