По словам Кросби, в городском морге тела складывали в четыре-пять рядов «даже в коридорах и в не предназначенных для этого помещениях». Причем покрывалами им служили в основном «грязные, запятнанные кровью простыни. Большинство не были забальзамированы, льда тоже не хватало, и трупы разлагались, распространяя вокруг тошнотворную вонь. Двери здания почти постоянно держали открытыми для лучшего проветривания, и ужасы в стиле «Гран-Гиньоль» [2] открывались взорам всех, кто заглядывал внутрь, включая малолетних детей».
Но филадельфийский кошмар оказался лишь прелюдией к всемирной эпидемии, ставшей одной бесконечной трагической сагой. Нигде нельзя было чувствовать себя в безопасности, ни одна семья не избежала соприкосновения со смертью. К концу первой недели октября грипп охватил практически весь земной шар, за исключением нескольких отдаленных островков и Австралии.
Газета, издававшаяся в Оттаве, опубликовала репортаж с улиц города: «Пустые трамваи грохочут по Бэнк-стрит с открытыми настежь окнами. Но в окнах школ, в витринах синематографов, бильярдных и боулингов темно. Кругом царит запустение».
В южноафриканском Кейптауне гробов не хватало до такой степени, что умерших стали хоронить в братских могилах, завернув каждое из тел в простое одеяло.
Кэтрин Энн Портер, работавшая тогда журналисткой в Денвере, чудом выжила, заразившись гриппом, который погубил ее жениха. Позже эти события легли в основу ее повести «Бледный конь, бледный всадник», написанной, словно в полусне, языком кошмарных видений: «Все театры, почти все магазины и рестораны закрыты. Днем улицы оживляют только похоронные процессии, а ночью – кареты “скорой помощи”».
Медсестра из Рединга в Англии сделала в дневнике такую запись:
«Все произошло совершенно внезапно. Утром мы получили приказ открыть новое отделение для гриппозных больных, а уже к вечеру перебрались в предоставленное нам помещение школы для девочек. И еще даже не все парты успели вынести, а в каждом классе уже размещали пациентов – по 60–80 человек на комнату. Мы с трудом протискивались между рядами коек, и, Боже мой, до чего же эти люди страдали! Их привозили с соседней базы военно-воздушных сил… и некоторые лежали по несколько дней, не получая никакой помощи. У всех развилась пневмония. И скоро мы уже знали: те, у кого почернели ступни, не выживут».
Жертвами эпидемии стали невестка и внук знаменитого «Буффало Билла» Коди [3] . Писательница Мэри Маккарти осиротела, и ее отправили жить в семью дяди.
Канадский врач Джон Маккрэй, служивший в медицинском корпусе во Франции, написал самые известные стихи о Первой мировой войне «В полях Фландрии» – гимн павшим в боях солдатам:
Средь этих полей за рядом ряд
Маки цветут и кресты стоят.
Маккрэй и сам погиб на той войне, но только не в бою. В 1918 году он умер от воспаления легких, которое, по мнению знающих вирусологов, стало несомненным последствием заражения гриппом.
Врач при Университете штата Миссури Д. Дж. Стайн писал, что с 26 сентября по 6 декабря 1918 года у него переболели гриппом 1020 студентов. «Я лично наблюдал, как один из пациентов умер от этой болезни в течение 18 часов и всего лишь через 12 часов после того, как слег в постель. Многим другим в течение первых двух суток заболевания тоже грозила смерть. А посему утверждение, что этот грипп не может иметь серьезных последствий, представляется мне глубоко ошибочным».
В лагере Кэмп-Шерман в штате Огайо с 27 сентября по 13 октября 1918 года гриппом заразились 13 161 человек – 40 процентов всего личного состава. 1101 из них умерли.
К чему только не прибегали армейские доктора, чтобы остановить эпидемию! Они делали солдатам прививки вакциной, полученной из выделений больных гриппом или из бактерий, которые, как они предполагали, вызывали заболевание. Рекруты каждый день полоскали полость рта и горло антисептиками или спиртосодержащими жидкостями. Пространства между койками занавешивали простынями, а в одном лагере подобные «перегородки» висели даже между столами в пунктах приема пищи. В госпитале Уолтера Рида пациенты жевали табак, полагая, что это прогонит инфекцию.
Отделы здравоохранения стали активно раздавать населению марлевые маски для ношения на публике. В коллекции нью-йоркского врача и собирателя старинных фотографий Стэнли Бернса есть снимок, запечатлевший момент игры в бейсбол двух любительских команд, происходившей в разгар эпидемии. Это напоминает сюрреалистическую картину: и подающий, и принимающий, и все остальные игроки, как и немногочисленные болельщики, – все до единого в марлевых масках на лицах.
В Тусоне, штат Аризона, городской совет по здравоохранению издал указ, гласивший, что «никто не должен появляться на улицах, в парках, в деловых кварталах или в других общественных местах города без маски, состоящей либо из четырех слоев плотной ткани, либо из семи слоев обычной марли, которая должна прикрывать рот и нос».
В Альбукерке, Нью-Мексико, где закрылось все – от школ до кинотеатров, – репортер местной газеты подметил, что «появившийся повсюду призрак страха поневоле сплотил многие прежде разрозненные семьи, поскольку большинству их членов теперь не остается ничего, кроме как целый день проводить дома».
Доктора же продолжали создавать эликсиры и вводить людям разнообразные вакцины против гриппа, но без малейшего успеха. Историка Кросби эти вакцины заинтересовали особо. Из чего они могли состоять, если никто не ведал природы возбудителя гриппа? Он разыскал престарелого медика, который участвовал в создании одной из таких вакцин в 1918 году, и побеседовал с ним. Врач поведал Кросби, что вакцина представляла собой жидкость из смеси крови и слизи больного гриппом пациента, которую предварительно фильтровали, чтобы удалить крупные частицы и посторонние загрязнения. Когда такую «вакцину» вводили человеку в руку, образовывалось огромное воспаление. «И на этом основании они приходили к выводу, что лекарство действует».
Распространялись различного рода «анекдоты». Популярной стала история о четырех леди, которые однажды вечером сели играть в бридж. На следующее утро три из них скончались. Другой распространенный сюжет: утром человек как ни в чем не бывало отправляется на работу, а через несколько часов родным сообщают, что он уже умер.
Однако семьи по всей стране не только сплачивались, но и распадались. Джеймс Рифер из Канзас-Сити писал, что когда ему было четыре года, а брату шесть, их тридцатилетний отец и двадцатисемилетняя мать заразились гриппом и умерли с интервалом в несколько дней от удушья, поскольку грипп разрушил альвеолы их легких. «Наши взрослые родственники сказали нам с братом, что родители просто утонули», – делился воспоминаниями мистер Рифер.
Минни Макмуллан было всего два года от роду, и в 1918 году ее семья жила в Стриторе, штат Иллинойс. Тем летом от гриппа скончались ее мама, одиннадцатилетний брат и новорожденная сестренка. Сама Минни в какой-то момент была так плоха, что все приняли ее за умершую.
«Они выкатили меня в коляске во внутренний дворик и накрыли с головой простынкой, – рассказывает она. – И лишь через какое-то время обнаружили, что я жива».
