«Хорошо, если на Аляске не выгорело, то как насчет, например, Исландии? – размышляла Данкен, но вынуждена была отбросить эту идею. – Исландские геотермальные источники не позволили бы никаким тканям долго сохраняться в почве».
Затем она бросила взгляд на Сибирь и Россию в целом, но и здесь ее ждало разочарование. «Я написала письма российским и сибирским властям, но ни на одно не получила ответа», – жалуется она.
О Норвегии Данкен всерьез задумалась только в 1994 году. Ее близкий друг возглавлял экспедицию по ледникам островов Свальбарда – архипелага, принадлежавшего Норвегии и удаленного от Большой земли на шестьсот миль к северу. Описывая Данкен свое путешествие, он упомянул о вечной мерзлоте. «Вот то, что мне нужно!» – сразу решила она и отправилась в библиотеку Университета Торонто, чтобы изучить литературу о том регионе и подробнее узнать о самом крупном порте архипелага – городе под названием Лонгиирбиен. Она обнаружила всего две книги на английском языке, написанные на эту тему, и узнала, что еще в конце XVII столетия Шпицберген стал центром китобойного промысла и там базировались 200–300 судов, а население колебалось от десяти до двадцати тысяч человек. С 1906 года началась добыча угля, когда американский делец Джон Монро Лонгиир основал «Арктическую угольную компанию», после чего на острове за десять лет были проложены шесть шахт. Горняки и их семьи жили в специально возведенном поселке, названном Лонгиирбиен. Вскоре туда стали стекаться и сезонные рабочие – норвежские крестьяне и рыбаки, проводившие зиму на угольных разработках.
Данкен принялась строить предположения. Норвегия не избежала смертоносной пандемии. Норвежцы мигрировали на Шпицберген, нанимаясь работать на шахтах. Значит, грипп должны были занести и туда. А это значило, что кого-то из его жертв могли похоронить в вечной мерзлоте. Теперь Данкен нужно было лишь указание, где искать могилы погибших от гриппа людей.
Она списалась с Норвежским институтом полярных исследований, но ответ не вселял оптимизма. Архив больницы не уцелел, а само больничное здание было разрушено во время последней войны. На церковные книги рассчитывать не приходилось, поскольку первый священник прибыл на остров только в 1920 году. И в государственное хранилище документов обращаться тоже было бессмысленно – его сровняли с землей бомбардировки Второй мировой войны. «Дело начинало представляться безнадежным», – признает Данкен. Но тот же институт неожиданно подарил ей и лучик надежды. Там посоветовали обратиться к архиву угольной компании.
Когда же она позвонила в офис компании, то ей заявили, что никаких исторических записей у них нет. «У меня сердце оборвалось при этом известии», – вспоминает Кирсти. Но затем секретарь компании предположила, что все архивы мог сохранить местный учитель. Данкен позвонила школьному преподавателю, которого звали Чель Морк, и он согласился выборочно сделать для нее перевод записей. Именно от него Данкен узнала о семи шахтерах, умерших от гриппа.
Молодые люди подписали сезонные контракты и отправились работать на шахту 24 сентября 1918 года, совершив трехдневное плавание в порт Лонгиирбиена на последнем судне, зашедшем туда перед наступлением зимы, когда гавань полностью сковывал лед. Но на корабле вспыхнула эпидемия гриппа. Всего через несколько дней после высадки на Шпицбергене семеро мужчин скончались от ужасной болезни. Их тела какое-то время просто держали на улице, где температура давно опустилась ниже нуля. Перед тем как их предали земле, имена вырезали на шести белых крестах и одном надгробном камне. В те времена покойников еще хоронили в простых деревянных гробах без всякого бальзамирования.
«Так через два года после начала изысканий я узнала об этих молодых мужчинах». Но сможет ли Данкен найти их могилы? И что, если их уже вскрывали? Она написала письмо местному священнику, который в ответ заверил ее, что захоронения были надежно помечены и никто к ним не прикасался с 1918 года.
Конечно, никто не знал, на какой глубине лежали тела, а это имело первостепенное значение. Хотя в некоторых районах Свальбарда вечная мерзлота достигает глубины пятисот метров, верхний ее слой толщиной от полуметра до метра ежегодно оттаивает и замерзает снова. Этот слой потому и называется «активным». Чтобы выяснить детали принятой в те времена практики захоронения, Данкен связалась с археологами, историками, губернатором Свальбарда и даже с владельцами похоронных контор. Как выяснилось, обычно могилы рыли глубиной не менее двух метров, но никто не мог дать гарантии, что именно так было принято на островах Свальбарда в 1918 году. «Помощники губернатора объяснили мне, что в те времена Свальбард был фактически ничейной землей. Никакие законы там не действовали. А потому у них просто не было ответа на поставленный мной вопрос», – рассказывает Данкен.
Но с другой стороны, имелись все основания предполагать, что шахтеров все же похоронили значительно ниже активного слоя вечной мерзлоты, рассудила Данкен. Они умерли в октябре, то есть как раз в то время, когда мерзлота оттаивает на наибольшую глубину, иначе говоря, в самое благоприятное время года – углубиться в почву осенью здесь легче всего. В других регионах, пораженных гриппом, оставшиеся в живых пережили такой страх, что стремились хоронить мертвецов как можно глубже. К тому же трупы, захороненные близко к активному слою мерзлоты в таких краях, как Свальбард, порой неожиданно оказывались на поверхности земли, когда замерзшая зимой почва летом начинала оттаивать и выталкивать тела вверх. На кладбище Лонгиирбиена ничего подобного никогда не случалось, как сразу выяснила Данкен. Она теперь была почти уверена, что молодых людей погребли на достаточной глубине. «В конце концов, могилы для них рыли те же шахтеры, а кому, как не им, знать способы преодоления неподатливой породы?»
Так Данкен нашла нужных ей жертв гриппа. Теперь перед ней возникла необходимость собрать группу людей для экспедиции с целью определить, в каком состоянии находятся тела в могилах, эксгумировать их, взять образцы тканей легких и, возможно, других частей тела, чтобы выяснить, не сохранился ли в них до сих пор вирус инфлюэнцы 1918 года. Она вступила в переговоры с учеными, сообщая им о своей невероятной находке и приглашая сотрудничать. Одновременно приходилось ждать, чтобы власти Норвегии дали разрешение начать работы по вскрытию захоронений.
Разрешение она получила в феврале 1996 года, когда губернатор архипелага Свальбард информировал ее, что связался со всеми заинтересованными сторонами: с Норвежским обществом медицинских исследований, с церковным советом и лично архиепископом, с членами муниципалитета и с родственниками шахтеров – все они дали согласие на проведение намеченных ею работ.
«Трудно даже описать, какие меня охватили при этом чувства, – вспоминает Данкен. – Я ведь была для них совершенно чужим человеком, а обратилась с просьбой, которая легко могла ранить чьи-то чувства». Особенно ее тронуло согласие семей на вскрытие могил своих предков. «Представляю себе, сколь многие могли бы ответить отказом. А потому я отношусь к их разрешению как к бесценному дару, который мне очень дорог».
Настала пора начинать серьезное планирование экспедиции.
Одним из первых на участие в ней подписался доктор Питер Льюин, педиатр и медицинский археолог из Больницы для недужных детей в Торонто. Впрочем, свою работу медицинского археолога он сам считал не более чем «экзотическим хобби». Ему доводилось производить вскрытие мумий, и он использовал самые современные методы компьютерного сканирования, чтобы выискивать медицинские секреты фараонов Древнего Египта. Ему, например, удалось отыскать отметины, оставленные оспой на мумии Рамзеса V. Он входил в группу экспертов, которой поручили изучить ткани моряков, погибших в 1840 году, когда катастрофой закончилась исследовательская миссия, направленная в арктические районы Канады. Льюин уже предпринимал попытки найти возбудителя оспы в телах, погребенных в зоне вечной мерзлоты Канады. Тогда он ничего не обнаружил, но остался в твердом убеждении, что вирусы могут долго продолжать жить в замороженных человеческих останках. Хотя мысль о гриппе 1918 года никогда не приходила ему на ум до разговора с Данкен.
