Столкнувшись с этой проблемой, я подумала: может быть, не так уж и хорошо, что, когда мы звоним друг другу с работы, нам не приходится набирать код. Из-за недостаточно частого использования схема распознавания кода хранилась у меня мозгу не в той папке, где содержались последние цифры номера. Мне пришлось вернуться к попыткам извлечь информацию из памяти и найти ответ на вопрос: "Какой там код? С каким кодом звонить на работу?"
Всю жизнь мне приходилось набирать номера с небольшими числами в качестве кода: 232, 234, 332, 335 и т. д. Но, пока я пыталась ухватиться за что-нибудь подходящее у себя в памяти, хотя бы за какую-то возможность, в голове мелькнул зрительный образ: 855. Вначале я подумала, что это самый нелепый код, с которым мне доводилось сталкиваться, настолько большим казалось число. Но в моем положении любую версию стоило попробовать. В ожидании следующей волны ясности я расчистила место на столе. Было только 9:15, и пока я опаздывала на работу лишь на пятнадцать минут, поэтому никто еще не должен был меня хватиться. Держа в голове план, я продолжила тяжелый труд.
Я очень устала. Пока я сидела в ожидании, я чувствовала себя уязвимой и совершенно разбитой. Хотя меня постоянно отвлекало чувство единства с вселенной, я отчаянно пыталась осуществить свой план и позвать на помощь. Я снова и снова повторяла про себя, что мне нужно сделать и что я должна сказать. Но удерживать внимание на том, что я пыталась делать, было так же сложно, как удержать в руках скользкую рыбу. Задача первая: зафиксировать мысль. Задача вторая: действовать в соответствии с мысленным восприятием окружающего. Сосредоточиться. Держаться за рыбу. Держаться за мысль: телефон. Держаться. Держаться ради следующего момента ясности, когда я смогу что-нибудь сделать! Я сидела и повторяла про себя, что скажу:."Это Джилл. Мне нужна помощь! Это Джилл. Мне нужна помощь!"
У меня ушло уже 45 минут на то, чтобы разобраться, кому и как позвонить, чтобы позвать на помощь. Во время следующей волны ясности я набрала номер, нажимая на кнопки с закорючками, похожими на закорючки на листе бумаги. Мне очень повезло: мой коллега и добрый друг доктор Стивен Винсент был на месте. Когда он взял трубку, я услышала его голос, но не могла понять, что именно он говорит. Я подумала: "Боже мой, он лает, как золотистый ретривер!" Я догадалась, что мое левое полушарие пришло в негодность и я перестала понимать человеческую речь. И все же я испытала такое облегчение оттого, что мне удалось связаться с другим живым человеком, что я так и выпалила: "Это Джилл. Мне нужна помощь!" Ну, точнее, я попыталась это сказать. На самом деле из моих уст раздавались какие-то хрипы и стоны, но, к счастью, Стив узнал мой голос. Он понял, что я попала в беду. (Похоже, благодаря тому что за прошедшие годы мне не раз приходилось кричать что-нибудь коллегам по работе с другого конца коридора, они научились узнавать мои крики.)
Тем не менее, я испытала шок, когда поняла, что не могу разборчиво говорить. Хотя я отчетливо слышала свой мысленный голос: "Это Джилл, мне нужна помощь!" ― звуки, вырывавшиеся из моего горла, не соответствовали словам, звучавшим у меня в голове. Меня неприятно поразило, что левое полушарие повреждено сильнее, чем я думала. Хотя левое полушарие и не позволяло мне разобрать смысл того, что говорил Стив, правым полушарием я поняла по тону его голоса, что он придет мне на помощь.
Теперь наконец я могла расслабиться. Мне незачем было пытаться понять, как именно он поступит. Я знала, что для своего спасения сделала все, что могла, все, что от меня вообще можно было ждать.
Глава 6
Возвращение в безмолвие
Успокоившись на том, что Стив придет мне на помощь, я сидела, погрузившись в свое замолчавшее сознание. Я чувствовала облегчение по поводу того, что мне удалось успешно организовать свое спасение. Подвижность моей парализованной руки частично восстановилась, и, хотя рука при этом продолжала болеть, я не теряла надежды, что она восстановится полностью. Но, несмотря на то расстройство, в которое пришла моя голова, я почувствовала, что мне непременно нужно связаться со своим врачом. Было очевидно, что потребуется неотложная медицинская помощь, которая, вероятно, окажется весьма дорогостоящей, и, как это ни печально, несмотря на весь распад своей психики, я по-прежнему знала достаточно, чтобы тревожиться по поводу медицинской страховки, которая не покроет расходов, если я обращусь за помощью в какое-то не то медицинское учреждение.
По-прежнему сидя за столом, здоровой левой рукой я дотянулась до трехдюймовой стопки визитных карточек, накопившихся у меня за последние несколько лет. Я только однажды была у своего нынешнего врача, около полугода назад, но я помнила, что в ее фамилии было что-то ирландское. "Сент- что-то, Сент-что-то" ― так я начала поиски нужных ассоциаций. Тут в моей памяти отчетливо всплыло изображение герба Гарварда вверху в центре ее визитной карточки. Обрадовавшись, что я точно помню, как выглядела эта карточка, я подумала: "Отлично, теперь все будет отлично, надо только найти эту карточку и позвонить".
Однако, к собственному изумлению, посмотрев на верхнюю карточку, я поняла, что, хотя у меня в голове и остался отчетливый образ того, что я ищу, я не могла разобрать ничего из того, чтобы было записано на лежавшей передо мной карточке. Мой мозг больше не распознавал текст как текст, буквы и цифры как буквы и цифры и даже фон как фон. Карточка казалась мне каким-то абстрактным узором. Все изображение на ней выглядело однородной смесью его составляющих. Точки, формировавшие буквы и цифры, плавно сливались с точками фона. Мой мозг больше не улавливал ни границ, ни цветовых различий.
Я с ужасом поняла, что моя способность взаимодействовать с окружающим миром нарушена намного сильнее, чем мне могло прийти в голову. Почти все, что связывало меня с повседневной реальностью, оказалось уничтожено. Я потеряла способность воспринимать признаки, по которым раньше могла визуально различать предметы. В придачу к тому, что теперь я больше не ощущала физических границ собственного тела и лишилась внутренних часов, мне казалось, что я перешла в текучее состояние. Вместе с потерей долговременных и кратковременных воспоминаний это отняло у меня ощущение своего места в мире и чувство безопасности в нем.
Какой тяжелой задачей для меня было просто сидеть и ощущать молчание моего сознания, держать стопку карточек и пытаться вспомнить, кто я и что я здесь делаю! В поисках хоть какой-нибудь связи с окружающей действительностью я полностью утратила ощущение актуальности своей задачи. Однако, как ни удивительно, моя лобная доля продолжала активно бороться за выполнение этой задачи, и время от времени на меня по-прежнему накатывали случайные волны ясности, возвращавшие меня в реальный мир через чувство физической боли. Во время таких моментов я снова видела и узнавала окружающие предметы и вспоминала, что делаю, а кроме того, снова могла отличать друг от друга разнообразные внешние раздражители. И я упорно продолжала свой тяжкий труд. Это не та карточка, это не та карточка. У меня ушло больше тридцати пяти минут, чтобы продраться всего лишь сквозь верхнюю треть стопки, когда я наконец узнала на одной из карточек герб Гарварда.
