– Боишься, щенок?
Рут было ощетинился, хотел возразить, но сдался.
– Да, боюсь. Наверное, никакого толку от меня не будет.
– Крепись, щенок! – яростно проговорил Дик. – Крепись! – И процитировал: – «Слабым духом нужен пример непоко… непоколебимости, тогда как сильным духом достаточно увидеть несправедливость». Так-то, Рут. Это приказ. – Он погрузился в молчание. Собака залаяла громче и чаще.
– Похоже, они рядом, – сказал Рут. – Как думаешь, нас убьют?
– Нет, обычно никого не убивают.
– Но изобьют-то наверняка. Будут бить дубинками по лицу и сломают нос. Большому Майку вон челюсть в трех местах сломали!
– Крепись, щенок! Крепись! И усвой вот что: если тебя кто-нибудь ударит, помни – это не он тебя бьет, а Система. И бьет она не по тебе, а по Принципам. Запомнил?
– Я не хочу убегать, Дик. Ей-богу, клянусь! Если я побегу, останови меня, ладно?
Дик подошел к Руту и взял его за плечо.
– Все будет хорошо. Я храбрецов за милю чую.
– Может, лучше спрятать буклеты? Сожгут ведь.
– Нет… Вдруг кто-нибудь возьмет один и спрячет в карман, а позже прочтет. Уже какая-то польза будет. А ты пока ничего не трогай и помалкивай! От разговоров только хуже становится.
Собачий лай снова стал бездушным и неторопливым. Ветер швырнул в открытую дверь ворох сухих листьев. Плакат подлетел и одним углом отцепился от стены. Рут подошел и пришпилил его обратно. Где-то в городе с резким визгом затормозила машина.
– Ты что-нибудь слышишь, Дик? Идут, нет?
– Нет.
– Слушай, Дик. Большой Майк два дня провалялся со сломанной челюстью, прежде чем ему оказали помощь.
Старик сердито повернулся к Руту, вытащил из кармана стиснутый кулак и сощурился. Он подошел к нему вплотную и обхватил рукой за плечи.
– Слушай сюда, щенок, – сказал он. – Знаю я немного, но в такие переплеты попадал не раз. И вот что я знаю наверняка: когда тебя начнут бить, больно не будет. Понятия не имею почему, но это не больно. Даже когда тебя убивают, это не больно.
Он опустил руку, выглянул за дверь и прислушался, потом вернулся в комнату.
– Слышал что-нибудь?
– Нет. Ни звука.
– Как думаешь… почему они не торопятся?
– Откуда ж мне знать?
Рут проглотил ком в горле.
– Может, и вовсе не придут… Может, тот малый нам все наврал. Разыграл нас.
– Может.
– И что, мы всю ночь будем ждать, пока нам головы поотрывают?
– Да, всю ночь будем ждать, пока нам головы поотрывают! – поддразнил его Дик.
Ветер громко взвыл и тут же полностью затих. Собака умолкла. Взвизгнувший на переезде поезд с оглушительным грохотом пронесся мимо: ночь после него стала еще тише. В доме по соседству сработал будильник.
– Кто-то рано встает. Небось ночной сторож, – заметил Дик. Его голос показался Руту очень громким. Медленно, со скрипом затворилась одна из дверей.
– Который час, Дик?
– Четверть десятого.
– Господи! Всего-то? Я уж думал, утро наступило… Пусть бы скорее пришли, правда, Дик? Слушай… слушай! Кажется, там голоса.
Они оба замерли и вытянули шеи, прислушиваясь.
– Слышишь голоса, Дик?
– Вроде. Будто кто-то тихо переговаривается.
Собака опять залаяла – на сей раз громко и свирепо. Ясно послышались голоса.
– Смотри, Дик! Кажется, я кого-то увидел в заднем окне!
Старик нервно посмеялся.
– Налет же. Нас окружают, чтобы мы не удрали. Крепись, щенок! Они на подходе. Помни, это не люди тебя бьют, это Система.
По дощатому настилу быстро застучали ноги. Двери распахнулись. В магазин вломилась толпа мужчин в грубой рабочей одежде и черных шапках, с дубинками и палками в руках. Дик и Рут выпрямились, выпятили подбородки и опустили глаза.
Оказавшись внутри, налетчики почувствовали себя не в своей тарелке. Они выстроились полукругом перед Диком и Рутом, но ничего не предпринимали, надеясь, что кто-нибудь другой сделает первый шаг.
Молодой Рут покосился на Дика и увидел, что тот смотрит на него холодным укоризненным взглядом, словно на труса. Он сунул дрожащие руки в карманы и заставил себя выйти вперед. Тонким и пронзительным от страха голосом он прокричал:
– Товарищи! Вы такие же простые люди, как мы! Все мы братья…
В воздух поднялся тяжелый деревянный брусок и с громким стуком ударил Рута сбоку по голове. Рут упал на колени и уперся руками в пол.
Налетчики по-прежнему стояли, не решаясь напасть.
Рут кое-как поднялся на ноги. Из рассеченного уха по щеке текла струйка крови. Половина лица побагровела. Он вновь расправил плечи. Дыхание со страстным свистом вырывалось из его рта. Руки больше не дрожали, голос звучал уверенно и убедительно. Глаза горели исступленным восторгом.
– Разве вы не видите? – прокричал он. – Это ради вас! Мы все делаем ради вас! Вы не ведаете, что творите!
– Убить красных крыс!
Кто-то истерически захихикал. И поднялась волна. Падая на пол, Рут краем глаза увидел лицо Дика – тот решительно, свирепо улыбался.
IV
Несколько раз он почти приходил в себя, но всякий раз погружался обратно в забытье. Наконец он открыл глаза и сразу понял, что его лицо и голову почти сплошь закрывали повязки, а сквозь опухшие веки просачивалась лишь тонкая полоска света. Несколько минут он лежал молча, раздумывая, что предпринять. И тут до него донесся голос Дика:
– Очнулся, щенок?
Рут попробовал заговорить, но едва прохрипел:
– Похоже на то.
– Неплохо они над твоей головой поработали. Я уж думал, ты помер. Насчет носа ты оказался прав: выглядит он теперь неважно.
– А с тобой что сделали, Дик?
– Пустяки, руку поломали да пару ребер в придачу. Тебе надо научиться прятать лицо и беречь глаза. – Он умолк и осторожно перевел дыхание. – Со сломанным ребром дышать больновато. Нам еще повезло, копы быстро вмешались.
– Мы в тюрьме, Дик?
– Ага. В санчасти.
– И в чем нас обвиняют?
Дик хотел засмеяться и охнул от боли.
– В подстрекательстве к бунту. Наверное, по полгода получим. Копы конфисковали все брошюры.
– Дик, ты ведь никому не скажешь, что я несовершеннолетний?
– Нет, не скажу. Помалкивай лучше, голос у тебя жуткий. Не волнуйся.
Рут ненадолго замолчал, окутанный одеялом из тупой боли, но уже через минуту заговорил снова:
