Он постарался вспомнить что-нибудь столь же прекрасное и невероятное.
– Если у него еще нет клички, я назову его Горы Габилан!
Билли Бак прекрасно понимал его чувства.
– Уж больно ты длинно придумал. Давай назовем его просто Габилан. Это значит «сокол». Хорошее имя для коня. – Билли порадовался своей сообразительности. – Если будешь собирать волосы с хвоста, когда-нибудь я сплету тебе из них веревку. Отменный недоуздок получится.
Джоди захотелось вернуться в стойло.
– А мне разрешат отвести его в школу… показать ребятам?
Билли покачал головой:
– Он еще даже к недоуздку не приучен. Ты бы видел, как мы его сюда вели, – чуть не волоком тащили! Ну все, тебе пора в школу.
– Тогда я приведу ребят домой! – сказал Джоди.
В тот же день, на полчаса раньше обыкновенного, с холма бегом спустились шесть мальчишек: они тяжело дышали и мчались, опустив головы и резво работая локтями. На дом ребята даже не взглянули, а сразу кинулись через сжатое поле к конюшне. Там они застенчиво замерли перед стойлом и подняли на Джоди распахнутые глаза, в которых светилось новое безграничное уважение. До сего дня Джоди был обычным мальчишкой в комбинезоне и синей рубашке – тише остальных, да и трусоват немного. Но теперь все изменилось. В ребятах проснулось тысячелетнее, неосознанное почтение пешехода перед всадником. Они чувствовали, что человек на коне гораздо сильнее пешего, даже если он меньше ростом или хрупче телосложением. Джоди словно бы чудом поднялся на высокий пьедестал, куда им пути не было. Габилан высунул голову из стойла и принюхался к мальчишкам.
– Давай покатаемся! – закричали они. – Давай заплетем ему ленты в хвост, как на ярмарке! Когда ты на него сядешь?
Джоди расхрабрился. Он тоже почуял свое превосходство над пешеходами.
– Он еще мал, и кататься на нем нельзя будет очень долго. Сначала нужно приучить его к узде – Билли Бак мне покажет.
– Что же, и поводить его нельзя?
– Да не приучен он, говорю, – сказал Джоди. Первый раз ему хотелось поводить жеребенка самому, без свидетелей. – Идемте, покажу седло.
Они молча уставились на красный сафьян, от потрясения лишившись дара речи.
– Для езды по лесам и долам такое седло не годится, – важно пояснил Джоди. – Но зато оно красивое. А если поеду в заросли, без седла пока обойдусь.
– Да как же ты заарканишь корову, если не будет седла с рожком?
– Ну, может, на каждый день мне другое седло купят. Папа наверняка захочет, чтобы я помогал ему со скотом.
Джоди дал им потрогать седло, показал медный подшеек на уздечке и большие медные пуговицы на висках, где пересекались оголовок и налобник. Все это было слишком чудесно и невероятно. Мальчики вскоре ушли, и каждый мысленно гадал, что бы такого ценного предложить Джоди за разрешение покататься на его рыжем пони, когда придет пора.
Джоди обрадовался их уходу. Он снял со стены щетку и скребницу, открыл стойло и осторожно вошел. Глаза у пони сверкнули, он приготовился лягаться. Но Джоди осторожно тронул его за плечо и погладил по длинной выгнутой холке, как всегда делал Билли Бак, низким голосом приговаривая: «Вот так, вот та-а-ак, малыш». Жеребенок постепенно успокоился. Джоди чистил и вычесывал его шерсть, пока на полу стойла не собралась горка волос. Шкура пони заблестела и приобрела рыжий отлив, однако Джоди все казалось, что этого недостаточно. Он заплел Габилану гриву и челку, потом распустил все косички и заново расчесал.
Джоди не слышал, как в конюшню вошла мать. Она была чем-то раздосадована, но стоило ей увидеть Джоди за работой, как в ней проснулась странная гордость.
– Ты забыл про дрова? – ласково спросила она. – Скоро стемнеет, а в доме ни одного полена. И куры не кормлены.
Джоди тут же отложил в сторону щетку и скребницу.
– Совсем забыл, мэм.
– С этого дня сперва выполняй все обязанности по дому, а потом уж берись за пони. Тогда ты будешь все успевать. Теперь за тобой глаз да глаз нужен, иначе и свое имя скоро не вспомнишь!
– А можно дать ему морковки с огорода, мэм?
Она призадумалась.
– Что ж… почему бы и нет? Только бери самые крупные и твердые.
– Морковь полезна для шерсти, – сказал Джоди, и миссис Тифлин снова ощутила прилив странной гордости.
После появления на ферме жеребенка Джоди стал просыпаться задолго до звона треугольника и даже раньше матери. Он тихонько одевался и бесшумно шел в конюшню проведать Габилана. Тихими серыми утрами земля, трава, постройки и деревья были двух цветов: черно-серебристые, точно на негативе. Джоди тихо крался в конюшню мимо спящих камней и спящего кипариса. Сонно щелкали индейки, примостившиеся на высоких ветках – подальше от койотов. Поля поблескивали морозным серебром, и в росистой траве виднелись четкие следы кроликов и полевок. Взъерошенные собаки выбирались из конур, разминая затекшие лапы и низко урча. Учуяв Джоди, они поднимали задеревеневшие хвосты и приветственно махали – чернохвостый Катыш и Пират, будущий пастух, – а потом снова укладывались спать в теплые постели.
Странное это было время, и утренний путь до конюшни представлялся Джоди продолжением сна. Поначалу он любил изводить себя страшными фантазиями о том, что Габилан сбежал из стойла или, того хуже, что его никогда не было. Были и другие восхитительно-мучительные страхи: что крысы прогрызли в красном седле жуткие дырки, что мыши съели чудесный хвост Габилана и от него осталась жалкая веревка. Последний отрезок пути до конюшни Джоди обычно пробегал. Торопливо отомкнув ржавую щеколду, он заходил внутрь и сразу видел глаза Габилана: как бы тихо он ни отпирал дверь, тот все равно успевал проснуться и ждал его, топая передней ногой и сверкая глазами-угольями.
Иногда, если днем предстояли полевые работы, Джоди заставал в конюшне Билли Бака: тот чистил и запрягал лошадок. Билли долго смотрел на Габилана, рассказывая Джоди всякие интересные факты о лошадях. Например, они очень боятся за свои ноги, поэтому хороший конюх должен время от времени гладить им копыта и голени, чтобы снять страх. А еще лошади ужасно любят, когда с ними разговаривают, поэтому Джоди должен всегда беседовать со своим пони и объяснять ему все свои действия. Неизвестно, все ли сказанное понимают лошади, поэтому на всякий случай лучше думать, что понимают они все. Лошадь нипочем не станет артачиться, если ей объяснить, что и зачем ты делаешь. Билли приводил примеры из жизни: как-то раз его лошадь выбилась из сил и еле волочила ноги, но стоило ей сказать, что они почти на месте, как она встрепенулась и резво побежала вперед. А другой конь от страха встал на месте и стоит, не шелохнется, а когда хозяин объяснил ему, что да как, смирно пошел дальше. Во время этих бесед Билли нарезал себе штук двадцать-тридцать соломинок и засовывал их под шляпную ленту – на случай если днем захочется поковырять в зубах или просто что-нибудь пожевать.
Джоди слушал внимательно, потому что знал – да и вся округа знала, – что Билли Баку в обхождении с лошадьми нет равных. Сам Билли ездил на жилистой индейской лошадке с большой некрасивой головой, похожей на кувалду, но лошадка эта на любых состязаниях брала первые места. Билли запросто арканил бычка, привязывал лассо к рожку на седле и спрыгивал на землю, а дальше его лошадь сама не давала быку спуску, пока тот не падал без сил на землю.
