Элиза приметила далеко впереди, прямо на дороге, какую-то темную горку. И сразу все поняла.
Когда они проезжали мимо, она силилась не смотреть на горку, но глаза не слушались. Она с грустью прошептала под нос: «Верно, выбросил за ненадобностью. Но горшок сохранил. Правильно, его-то у дороги не бросишь».
Дорога повернула, и сразу за поворотом Элиза увидела знакомый фургон. Она развернулась лицом к мужу, чтобы не видеть ни крытой повозки, ни диковинной упряжки.
А в следующую секунду они проехали мимо. Элиза даже не оглянулась.
Громко, перекрикивая рев мотора, она сказала мужу:
– Какой славный будет вечер! И поужинаем вкусно!
– Опять ты изменилась, – недовольно пробурчал Генри, снял одну руку с руля и погладил ее колено. – Надо чаще вывозить тебя в город. Нам это полезно, уж очень мы выматываемся на ранчо.
– Генри, – обратилась к нему жена, – а вино за ужином будет?
– Конечно, если хочешь. Вино – дело хорошее.
Элиза немного помолчала, а потом спросила:
– Генри, а на этих боях люди очень друг дружку калечат?
– Иногда бывает, но не часто. А что?
– Ну, я просто читала, как они ломают носы, и кровь потом по груди течет… А перчатки у них насквозь пропитываются кровью.
Генри удивленно посмотрел на жену.
– Да что с тобой, Элиза? Я и не знал, что ты такое читаешь. – Он притормозил и свернул на мост через реку Салинас.
– А женщины тоже ходят смотреть на бои? – спросила Элиза.
– Бывает и такое. А что? Хочешь посмотреть? Вряд ли тебе понравится это зрелище, но если хочешь, я тебя свожу.
Она вся обмякла.
– Да нет, что ты! Не хочу я на бои. Вот еще. – Она отвернулась к окну. – Просто выпьем вина, и все. Вина будет достаточно.
Элиза подняла воротник пальто, пряча от мужа слезы – слезы слабой старухи.
Белая перепелка
I
Стену напротив камина занимало большое мансардное окно, протянувшееся от встроенного в подоконник диванчика почти до самого потолка, – маленькие граненые стекла в свинцовом переплете. Из окна, если сесть на диванчик, открывался вид на сад и на склон холма. В саду, в прохладной тени дубов зеленел газон, и вокруг каждого дерева темнел кружок ухоженной земли, где росли цинерарии всех цветов радуги, от алых до ультрамариновых: бутоны у них были такие крупные, что стебли гнулись под их тяжестью. По краю лужайки выстроились невысокие деревца фуксий. Прямо перед ними блестел неглубокий декоративный прудик: вода в нем была точно вровень с землей по одной весьма веской причине.
Сразу за садиком начинался подъем: склон холма зарос дикой крушиной и ядовитым сумахом, сухой травой и буйным виргинским дубом, – если не обойти дом спереди, казалось, он стоит в дикой глуши, а не на краю города.
Мэри Теллер (а точнее, миссис Гарри Э. Теллер) знала, что и окно, и садик устроены безупречно, и эта уверенность была вполне обоснованной. Не она ли выбрала место для дома и сада? Не она ли тысячу раз видела дом и сад в своих мечтах, когда здесь и в помине ничего не было, и только бурьян шуршал на ветру у подножия холма? Раз уж на то пошло, не она ли целых пять лет приглядывалась к каждому заботливому и чуткому мужчине, раздумывая, подойдет ли он для этого дома и сада? Мэри беспокоило не то, понравится ли ему такой сад. О нет, она ставила вопрос совсем иначе: «Понравится ли саду такой человек?» Ибо сад был ею самой, а замуж надо идти только за того, кто тебе нравится.
Когда она познакомилась с Гарри Теллером, саду он вроде бы приглянулся. Гарри сделал ей предложение и угрюмо дожидался ответа, как вдруг Мэри разразилась пространным описанием их будущего дома с большим мансардным окном, заросшего холма и садика с газоном, дубками и цинерариями.
– Конечно, так все и будет, – немного удивленно, однако без явного интереса ответил он.
– Какая я глупая, правда? – спросила Мэри.
Гарри все еще угрюмо ждал ответа.
– Ну что ты…
Тут Мэри наконец вспомнила о предложении, благосклонно его приняла и позволила Гарри себя поцеловать.
– А еще в саду будет маленький прудик вровень с землей. Знаешь, зачем? На нашем холме живет множество певчих птиц: там и овсянки, и дикие канарейки, и красноплечие дрозды, и, конечно же, воробьи с коноплянками, и огромное множество перепелок! Все они станут прилетать в наш сад, чтобы попить воды.
Мэри была очень хорошенькая. Гарри хотелось зацеловать ее всю, и она разрешила.
– Ах да, и фуксии! – вспомнила она. – Не забудь про фуксии. Они похожи на тропические рождественские елочки, правда? Только надо будет каждый день сгребать с лужайки дубовые листья, не то ее совсем запорошит.
Гарри расхохотался.
– Сумасшедшая стрекоза! У нас еще ни земли, ни дома, ни сада, а ты уже переживаешь за лужайку. Прелесть ты моя! Смотрю на тебя и… съесть хочется!
Это немного напугало Мэри. По ее лицу пробежала тень досады. Однако же она подарила Гарри еще один поцелуй на прощание, отправила его домой и вернулась в свою комнату. Там Мэри села за голубой письменный столик и раскрыла тетрадь, в которую записывала разные разности. Она взяла ручку, украшенную павлиньим пером, и аккуратно вывела: «Мэри Теллер», потом еще и еще, а раз или два написала по-другому: «Миссис Гарри Э. Теллер».
II
Свадьбу сыграли, землю купили, дом построили. Мэри нарисовала подробный план сада и внимательно следила за рабочими, пока его разбивали. Она продумала все до дюйма и не желала поступаться ничем. Прудик вырыли и залили цементом строго по ее чертежам: он напоминал сердечко без острия снизу, с плавно изгибающимися боками, чтобы птицам было удобно пить.
Гарри наблюдал за женой с искренним восхищением.
– Кто бы подумал, что такая красотка еще и дело умеет делать!
Мэри было приятно это слышать, а поскольку и настроение у нее было прекрасное, она сказала Гарри:
– Если хочешь, ты тоже можешь посадить что-нибудь в саду.
– Нет уж, Мэри, мне слишком нравится смотреть, как ты воплощаешь в жизнь свои мечты. Делай все по-своему.
Какой же у нее чудесный муж! А с другой стороны, это все-таки ее сад. Она сама его нарисовала, сама претворила в жизнь и тщательно продумала все сочетания цветов. А вдруг Гарри захотел бы посадить что-то из ряда вон? Ничего хорошего бы из этого не вышло.
Наконец под дубами зазеленела лужайка, а в закопанных горшочках зацвели пестрые цинерарии. Деревца фуксий привезли и пересадили из вазонов так бережно, что не завял ни один листочек.
На встроенный в подоконник диван Мэри положила гору подушечек из ярких светостойких тканей, поскольку солнце почти весь день палило в окно.
