Джоди несколько минут сидел тихо, а потом вдруг завопил:
– Он же ей хребет сломает! Помогите! Уведите его!
Джесс хохотнул.
– Ничего ей не будет. Может, сходишь к нам домой? Там для тебя кусок пирога припасли.
Джоди затряс головой.
– Она моя, и жеребенок мой. Я сам его буду растить!
Джесс кивнул:
– Это правильно. В Карле иногда просыпается здравый смысл.
Через некоторое время опасность миновала. Джесс спустил Джоди на землю и поймал жеребца за порванный недоуздок. Они пошли вперед, а Джоди с Нелли следом.
Дома Джоди отстегнул булавку и вручил Джессу Тейлору пять долларов, съел два куска пирога и только потом пустился в обратный путь. Нелли смирно шагала следом. Она так притихла, что Джоди залез ей на спину и почти всю дорогу ехал верхом.
За пять долларов, которыми Карл Тифлин оплатил случку, Джоди пришлось вкалывать всю позднюю весну и лето. Когда скосили сено, он вел по полю конные грабли-волокушу, а потом и пресс-подборщик. Вдобавок отец научил его доить коров и ухаживать за ними, так что к его утренним и вечерним обязанностям добавилась еще одна.
Кобыла Нелли стала покладистой и благодушной. Гуляя по золотистым склонам или выполняя несложную работу в поле, она все время глупо улыбалась и ходила медленно, со спокойным достоинством императрицы. Когда ее запрягали вместе с другими лошадьми, она тянула телегу ровно и бесстрастно. Джоди каждый день приходил в конюшню ее проведать. Он окидывал ее критическим взглядом, но никаких перемен не замечал.
Однажды Билли Бак, наработавшись на скотном дворе, прислонил к стене вилы для навоза, заправил рубашку в джинсы и потуже затянул ремень. Потом достал из-под шляпной ленты соломинку и сунул ее в уголок рта. Джоди в это время помогал Катышу – большому и важному псу – выкапывать из норы суслика. Увидев, что папин помощник вышел из конюшни, он встал.
– Пойдем-ка посмотрим на Нелли, – предложил ему Билли.
Джоди тотчас нагнал его и пошел с ним в ногу. Катыш оглянулся через плечо и принялся яростно рыть землю, урча и пронзительно поскуливая – мол, суслик-то почти пойман. Затем он снова посмотрел на них через плечо, понял, что ни Джоди, ни Билли больше нет дела до суслика, вылез из ямы и неохотно поплелся за ними на холм.
Дикий овес вовсю наливался. Под гнетом зерен колосья клонились к земле, а стебли уже высохли и шелестели, когда Джоди и Билли пробирались по полю. Поднявшись на середину холма, они увидели Нелли и мышастого мерина Пита, мирно жевавших дикий овес на склоне. Нелли тоже их заметила: отвела уши назад и непокорно мотнула головой. Билли подошел ближе, положил руку на гриву и ласково гладил ее по холке, пока она не успокоилась. Нелли повернула уши вперед и нежно куснула его за рубашку.
Джоди не выдержал и спросил:
– Думаешь, у нее все-таки будет жеребенок?
Билли оттянул ей веки, тронул нижнюю губу и пощупал грубые черные соски.
– Я не удивлюсь.
– Но она ведь ни капельки не изменилась… Уже три месяца прошло!
Билли стал кулаком тереть лоб Нелли, пока та не закряхтела от удовольствия.
– Я ведь предупреждал: устанешь ждать. До пяти месяцев вообще никаких признаков не увидишь, а ожеребится она через все восемь, то есть в январе.
Джоди глубоко вздохнул:
– Долго еще…
– Вот-вот, а верхом ездить можно будет еще через два года.
– Да ведь я уже вырасту! – отчаянно вскрикнул Джоди.
– Ага, совсем старый будешь.
– А какой масти будет жеребенок, по-твоему?
– Ну, тут никогда не угадаешь. Жеребец вороной, а кобыла гнедая. Жеребенок может выйти и вороной, и гнедой, и серый, и в яблоках. У вороных кобыл иногда белые жеребята рождаются.
– Вот бы получился вороной! И жеребец, а не кобыла.
– Тогда придется его выхолостить. Твой отец не разрешит держать жеребца.
– А вдруг разрешит? Я его выучу так, что он будет смирный.
Билли поджал губы, и соломинка из уголка его рта перекатилась в середину.
– Жеребцам доверять нельзя, – важно заметил он. – Они только и знают, что драться – одни неприятности от них. Иногда и работать отказываются, если что на ум взбредет. Из меринов они всю душу выколачивают, а кобылы от них как шальные. Нет, отец не разрешит держать жеребца.
Нелли отошла в сторонку и жевала подсыхающую траву. Джоди оборвал зерна с одного колоска и швырнул их в воздух, так что каждое превратилось в маленький дротик.
– А расскажи, как это будет… Так же, как у коров?
– Примерно. Кобылы понежнее, им иногда помощь нужна. А порой приходится… – Он умолк.
– Что, Билли?
– Резать жеребенка на куски, чтобы вытащить его из чрева и спасти кобылу.
– Но ведь с нашей Нелли такого не будет, правда, Билли?
– Нет. У Нелли только хорошие жеребята рождаются.
– А мне разрешат посмотреть? Ты меня позовешь? Точно? Это ведь мой жеребенок.
– Отчего же не позвать? Конечно, позову!
– Ну, расскажи, как это будет.
– Да ты же видел, как коровы телятся. Тут почти то же самое. Кобыла начинает стонать и тянуться, а потом, если роды идут гладко, показывается голова и передние ноги – ими жеребенок проделывает себе путь. Тогда же он и дышать начинает. В эти минуты лучше быть рядом: если ноги слабые, он не сумеет прорвать плодный пузырь и может задохнуться.
Джоди вытер ногу пучком травы.
– Но мы ведь будем рядом, так?
– Еще бы!
Они развернулись и стали спускаться к конюшне. Джоди терзала мысль, которую он должен был во что бы то ни стало высказать.
– Билли… – начал он. – Ты ведь не позволишь, чтобы с жеребенком случилась беда?
Билли сразу понял, что мальчик вспомнил своего рыжего пони, Габилана, умершего от мыта. До того случая Джоди считал Билли непререкаемым авторитетом, а после тот стал в глазах мальчика обычным человеком, способным на ошибки. Это понимание сильно подорвало самомнение Билли.
– Тут разве угадаешь? – грубо проворчал он. – Всякое может случиться, и я ничего поделать не могу. Я не всесилен. – Ему было жаль утраченного авторитета, и поэтому он сердито добавил: – Я сделаю все, что будет в моих силах, но обещать ничего не обещаю. Нелли – славная лошадка. Все ее выжеребки проходили хорошо, значит, и на этот раз ничего плохого случиться не должно. – Он ускорил шаг и один вошел в упряжную: его чувства были глубоко задеты.
Джоди зашагал к зарослям полыни за домом. Из ржавой трубы в замшелую деревянную кадку бежала тонкая струйка родниковой воды. Там, где вода выплескивалась на землю, постоянно росла зеленая трава – она не выгорала даже в середине лета, когда все холмы бурели на солнце. Вода с тихим журчанием струилась в кадку – день за днем, круглый год. Это место постепенно стало знаковым для Джоди. Когда родители устраивали ему взбучку, поющая вода и прохладная зеленая трава его успокаивали. Когда он злился, они примиряли его с самим собой. Сидя в траве и слушая тихий плеск родника, Джоди чувствовал, как рушатся все стены и барьеры, возведенные за день в его душе.
