Зима наступила стремительно. Прошло несколько предварительных ливней с порывистым ветром, а потом дождь зарядил всерьез и надолго. Золотистые холмы почернели от влаги, а по дну каньонов зажурчали зимние ручьи. Еще до Рождества из земли показались грибы и новая трава.
Однако нынешнее Рождество не имело для Джоди такого уж большого значения. Теперь время вертелось вокруг другой оси: неопределенного январского дня, когда Нелли должна была ожеребиться. С началом дождей он завел ее в стойло и каждое утро кормил теплыми отрубями, чистил и вычесывал.
Кобыла так раздулась, что Джоди не на шутку встревожился.
– Да она скоро лопнет! – как-то раз сказал он Билли.
Тот положил руку на ее круглый живот:
– Вот, потрогай. Чувствуешь, как он там шевелится? Вот будет диво, если она родит двойню!
– Да ты что?! – вскричал Джоди. – Неужто она может родить двух жеребят?
– Вряд ли, но иногда такое случается.
Первые две недели января постоянно шли дожди, и Джоди большую часть свободного от уроков времени проводил в конюшне с Нелли, по двадцать раз на дню прикладывая руку к ее животу, чтобы почувствовать, как шевелится жеребенок. Нелли становилась все ласковее и добрее к Джоди: она то и дело терлась об него носом и тихонько ржала, когда он подходил.
Однажды Карл Тифлин наведался в конюшню к сыну. Он с восхищением посмотрел на ухоженный гнедой мех, пощупал упругую плоть на ребрах и крепкие плечи.
– Молодец, ты отлично поработал, – сказал он Джоди. На бо́льшую похвалу Карл Тифлин просто не был способен, и Джоди весь день потом распирало от гордости.
Наступило пятнадцатое января, а жеребенок все не рождался. После двадцатого в груди Джоди стал расти комок страха.
– Это нормально? – спросил он Билли.
– Конечно! – ответил тот.
– А точно-точно все будет хорошо? – не унимался мальчик.
Билли погладил кобылу по холке, и та беспокойно мотнула головой.
– Я же говорил, срок всегда разный, Джоди. Потерпи немного.
Наступил конец месяца, и Джоди не находил себе места от тревоги. Нелли так раздулась, что с трудом дышала, а ее уши стояли торчком близко друг к другу, словно у нее без конца болела голова. Джоди теперь плохо спал и видел странные, беспорядочные сны.
В ночь на второе февраля он проснулся от собственного плача. Мама крикнула ему из спальни:
– Сынок, это всего лишь кошмар! Проснись и попробуй уснуть еще раз.
Но Джоди переполняли ужас и отчаяние. На улице шел мелкий дождь, больше похожий на туман: кипарис и барак сначала появились из него, а потом исчезли вновь. Скрипнула дверь конюшни – когда Джоди открывал ее днем, она никогда не скрипела. Он подошел к полке, нашел фонарь и коробок спичек, зажег свет и зашагал по длинному, посыпанному соломой проходу к Нелли. Она стояла и всем телом раскачивалась из стороны в сторону. Джоди окликнул ее: «Вот так, Нелли, во-от та-ак…» – но кобыла не перестала раскачиваться и даже не посмотрела на него. Когда он вошел в стойло и положил руку на ее плечо, она вся содрогнулась. И тут с сеновала наверху раздался голос Билли Бака:
– Джоди, ты что делаешь?
Джоди отшатнулся и поднял на Билли страдальческий взгляд.
– Как думаешь, с ней все в порядке?
– Разумеется.
– Ты ведь не позволишь случиться беде, Билли?
– Я же сказал, что позову тебя, когда придет время, – проворчал тот. – Ступай домой и хватит тревожить бедную лошадку почем зря. Ей и так сейчас нелегко.
Джоди весь съежился, потому что никогда не слышал, чтобы Билли разговаривал таким тоном.
– Да я только одним глазком посмотреть хотел. Проснулся среди ночи, вот и пришел…
Билли немного смягчился:
– Хорошо, а теперь иди спать. Не нужно ее тревожить. Говорю тебе: жеребенок будет хороший. Все, ступай.
Задув и поставив на полку керосиновую лампу, Джоди медленно вышел из конюшни. На улице его мгновенно окутали чернота ночи и промозглый туман. Ему бы очень хотелось безоговорочно верить Билли, как он верил до смерти пони. Его глаза, ослепленные тусклым светом лампы, не сразу привыкли к темноте. На нижних ветвях кипариса встревоженно заворковали индейки, а собаки в ответ, прилежно исполняя свой долг, тут же бросились с лаем отпугивать возможных койотов.
Крадясь по кухне, Джоди случайно наткнулся на стул. Из спальни донесся голос Карла:
– Кто там? Что такое?
Потом сонный голос матери спросил:
– Ты что, Карл?
Не успел Джоди юркнуть в постель, как в дверях появился отец со свечой.
– Ты чего это среди ночи бродишь?
Джоди робко опустил глаза.
– Да так… ходил проведать Нелли.
Секунду на лице Карла шла борьба: отчасти он был зол на сына, что тот его разбудил, а отчасти одобрял его поступок.
– Слушай! – наконец сказал он. – В этой стране нет никого, кто бы разбирался в лошадях лучше Билли. Оставь это дело ему.
Тут Джоди не выдержал.
– Но ведь пони-то умер!.. – выпалил он.
– Билли не виноват, – строго осадил его отец. – Если б пони можно было спасти, он бы его спас.
Из спальни донесся мамин крик:
– Карл, пусть вымоет ноги и ложится спать! А то завтра весь день будет клевать носом.
Джоди показалось, что он едва успел закрыть глаза и уснуть, как кто-то сильно потряс его за плечо. У кровати стоял Билли Бак с зажженной лампой в руке.
– Вставай! – приказал он. – Живо, живо!
Билли развернулся и быстро вышел из комнаты.
Снова раздался голос миссис Тифлин:
– Что такое? Это ты, Билли?
– Да, мэм.
– Выжеребка началась?
– Да, мэм.
– Хорошо, я встану и накипячу воды – вдруг понадобится.
Джоди оделся так быстро, что выскочил на улицу почти сразу после Билли – тот и половины пути до конюшни не одолел. На горных вершинах уже появилась светлая каемка рассвета, но в долину, где стояла ферма, не попало еще ни единого лучика. Билли повесил лампу на гвоздь в стенке стойла, снял джинсовую куртку и остался в одной майке.
Нелли стояла неподвижно, напружившись, а через несколько секунд вдруг припала к земле, и все ее тело как будто свело судорогой, потом отпустило – и скрутило вновь.
Билли обеспокоенно пробормотал:
– Что-то неладно… – Его голая рука скрылась в чреве кобылы. – Ох, боже ты мой. Плохи дела.
Тело Нелли снова свело, и Билли тоже весь напрягся, мышцы на его руке взбухли. Он вздрогнул, на лбу выступили капли пота. Нелли заржала от боли. Билли все бормотал:
