— Ну, этот шум. Невероятно. Так всегда?
Зигварт подняла голову, как зверь, который почуял след. На секунду она даже перестала жевать. Ее улыбка стала еще шире.
— Эй, а вы абсолютно правы. Действительно невыносимо. А мы так привыкли уже… Просто глохнешь, понимаете?
Взгляд Моны упал на Фишера, сидевшего как раз напротив нее. Его тарелка была почти полной, и он совершенно безучастно смотрел в одну точку прямо перед собой.
Что они здесь, собственно, делают?
Рядом с Фишером сидел муж убитой Саскии Даннер. Он хорошо выглядел. Ему нельзя было дать сорока четырех лет — стройный, с хорошей фигурой, узкое, слегка загорелое лицо, глубоко посаженные глаза. Его жена только три недели как умерла, а у него что-то подозрительно хороший аппетит. Часто у людей, у которых умирают близкие, начинаются проблемы с пищеварением. Страдают от отсутствия аппетита. У некоторых появляется язва желудка или двенадцатиперстной кишки. У Михаэля Даннера таких проблем, очевидно, не было, иначе он вряд ли смог есть такую тяжелую пищу.
И в этот момент Даннер поднял взгляд от тарелки и посмотрел ей прямо в глаза. Мона отвела взгляд, но он продолжал на нее смотреть.
— Так как к вам, собственно, обращаться? — спросил он, и прозвучало это так, как будто он уже задавал этот вопрос.
— Что вы имеете в виду? — уточнила Мона, но она уже все поняла. Можно называть вас «госпожа комиссар»? Небольшая шутка из детективных романов, любителем которых, вероятно, был учитель.
— Главный комиссар уголовной полиции, я прав?
— Да, — удивленно подтвердила Мона.
— Даннер, социология и французский. — Он протянул ей руку через стол, и она смущенно пожала ее. Притворяется, будто не понимает, что я здесь из-за него.
— Перед летними каникулами я с двенадцатым классом был в уголовной полиции. Очень приятный начальник объяснил нам все, от рангов служащих до распорядка рабочего дня. У вас сложная иерархия.
— Да, так и есть.
Мона казалась сама себе деревянной. Что-то в этой ситуации было странным. Тем временем остальные коллеги перестали разговаривать и теперь наблюдали за ними обоими, как за экзотическими животными в зоопарке. Даже ученики, и те, казалось, стали вести себя тише.
— Вы будете меня допрашивать? — спросил Даннер.
— Вы имеете в виду, брать у вас показания? Может быть, да. Но не сейчас, вы уже все рассказали.
Его глаза. Взгляд вроде бы теплый и дружелюбный. Очевидно, у него есть чувство юмора. Приятная улыбка. Но, тем не менее, ей стало не по себе. С другой стороны, ее знание людей, по всей видимости, действительно оставляет желать лучшего.
Боуд сам снимал показания. Копии протоколов с показаниями учеников лежали в ее комнате в отеле, куда ей очень хотелось вернуться. Мона любила ночевать в отелях. Она, самое смешное, чувствовала себя там менее одиноко, чем в собственной квартире, когда там не было Лукаса. Даже в наилучшим образом изолированной комнате время от времени слышно, как кто-то разговаривает в коридоре или сливают воду в туалете.
— А какова, собственно, причина вашего приезда, можно узнать? — Даннер качался на стуле, как строптивый ученик.
— Дальнейшее снятие показаний в школе. — На такой формулировке они сошлись с ректором и Боудом. — Надеюсь, такой ответ вас удовлетворит, — добавила она.
Еще одно слово, и она встанет и уйдет. Она и сама не знает, что ищет. Если эти два дня не дадут никаких результатов, она больше не сможет этим заниматься.
А: Нет, Боже ж ты мой, у моей жены не было никакого нервного расстройства. У нас не было никаких проблем.
Ф: Ваша жена тайком вышла из хижины. Она часто так поступала?
А: Как «так»?
Ф: Шла своей дорогой. Уходила, не предупредив вас.
А: Нет.
Ф: А почему же на этот раз?
А: Я не знаю. (Свидетель Михаэль Даннер всхлипнул.)
Ф: Ваша жена в последнее время ни с кем не знакомилась?
А: Не думаю. Я вообще-то полдня занят в школе. Я никогда не задавался вопросом, как она проводит первую половину дня. Возможно, это было ошибкой.
Ф: Она не вела себя странно в последнее время?
А: (Пауза.) Может быть, разве что была тише, чем обычно.
Ф: Как человек, который чем-то озабочен?
А: (Пауза.) Возможно.
Ф: Не было необъяснимых телефонных звонков? Встреч с людьми, которых вы не знаете?
А: Была пара звонков. Я не спрашивал ее, кто звонил, я никогда так не поступаю. У нас были очень доверительные отношения. Но обычно она мне рассказывала. Это мне, в принципе, запомнилось.
Ф: Что?
А: В последнее время мы меньше разговаривали друг с другом. Она была несколько более закрытой, чем обычно. Но, знаете, может, это я просто выдумываю. Потом всегда пытаешься все объяснить, как-то интерпретировать. (Свидетель Михаэль Даннер всхлипывает.)
…
Ф: У вас был четырехчасовой горный переход. Вы устали?
А: Конечно, ясное депо. А что? (Свидетельница Берит Шнайдер долго кашляет.)
Ф: Но вы ведь сказали, что все вместе не спали до четырех утра.
А: Нет, не все. Верена, Надя и Янош пошли спать около… (пауза) ну, в полночь или около того.
Ф: Кто остался?
А: Я, Сабина, Хайко, Петер, Марко. Мы… мы так заговорились, что даже не заметили, как прошло время. Это было нечто!
Ф: Что?
А: Что время пролетело так быстро. Вам это знакомо?
Ф: Да. И о чем вы говорили все время?
А: Теперь и не вспомню. О книгах, которые мы читали. Чем остальные хотят заниматься дальше. О смысле жизни, ну, о всяком таком. (Свидетельница Берит Шнайдер смеется.)
Ф: Почему вы смеетесь?
А: Не знаю. Извините.
Ф: Должна же быть причина. Женщина, которую вы хорошо знали, внезапно умирает. А вы смеетесь. Почему?
А: (Пауза.) Дело в том, что Даннер… Мы все время должны говорить о серьезных вещах, когда сидим с ним. Тут же начинается дискуссия. (Свидетельница Берит Шнайдер сделала ударение на последнем слове.) Само по себе это здорово. Но, одновременно с тем, очень сложно, потому что иногда хочется и поразвлечься.
Ф: Значит ли это, что все происходившее не доставляло вам удовольствия?
А: Нет. Это было просто здорово. Я не могу вам этого объяснить. Всегда такое ощущение, что он хочет заглянуть нам в душу. Но там ничего нет. Ну, во всяком случае, не так много, как он думает. По крайней мере, у меня.
