Ее щека спокойно легла у него между лопаток, легчайшее дыхание ощущалось даже сквозь свирепое завывание горячего ветра. Она зарылась лицом в густые черные волосы, жадно вдыхая их аромат. А от пальчиков, что доверчиво ухватили его за рубаху, словно дополнительные силы вливались. Она обняла его! Впервые! И это было до того неожиданно, но так похоже на правду, что измученное бесконечными сомнениями сердце не выдержало: гулко стукнуло и сдалось — сладко заныло, затрепетало, а затем, устав от неопределенности, с готовностью рванулось навстречу. К ней. Не задумываясь и даже не сомневаясь, что так правильно, словно так должно было быть!
Таррэн неверяще вздрогнул, потому что вдруг почувствовал ее каждой клеточкой своего тела, услышал каждый ее вздох, каждое движение и слегка взволнованное биение ее сердца. Напрочь позабыл, что совсем недавно сердился. Даже не вспомнил о том, что сердилась она. Обо всем забыл, кроме того, что она рядом. Настолько близко, что и мечтать было нельзя. Настоящее, недостижимое, невозможное чудо… однако сейчас это чудо почему-то было, и все остальное потеряло значение.
«Значит, вот как оно бывает, — с щемящей нежностью подумал он, накрывая своей ладонью ее изящные кисти, чтобы их не ранило ветром. — Вокруг бушует ад, защита едва держится, дышать уже нечем, а я… боги, как же мне хорошо! Конечно, это магия, ее кровь и проклятие, но… Торк! Да какая разница?! Наверное, я сумасшедший».
Белка, как услышала, обняла его крепче, несильно сжала в ответ его руку и, зарывшись лицом в потрескивающие от жара пряди, тихонько подтолкнула носом. Словно сказала: «Эй, хватит мечтать! Топай давай, пока жив, а я за тобой!» На что Таррэн снова улыбнулся и, пригнув голову, упрямо пошел вперед, сквозь свирепую стихию, закрывая от огня доверчиво прижавшуюся Гончую.
В этот момент он неожиданно осознал, что простил ей все — и резкость, перетекающую в откровенную грубость, и пренебрежение, и потрясающее умение уколоть в больное место, растравить душу. Ее нескончаемые придирки. Ее ненависть, боль, ее слабость и одновременно силу. Ее прошлое, легшее на его плечи тяжким грузом вины. Многочисленные маски, в которых она всегда была невероятно органична. Все подставы на этом долгом и трудном пути. Все ядовитые уколы, которые она нанесла намеренно или случайно. Горечь, что пришлось испытать по ее вине, и тоску, которая без устали глодала нутро вот уже который час. Даже ее проклятую магию, которая сводила с ума и заставляла зубами грызть голый камень… Он простил ей все. И лишь тогда наконец почувствовал себя свободным.
Таррэн благодарно прикрыл глаза.
Какая разница, что с ними будет дальше? Ему не нужны были ни слава, ни деньги, ни трон. Ничего больше не нужно, кроме нее. Даже безграничное могущество меркло по сравнению с мигом неожиданного откровения. Все потеряло значение: и нескончаемая выжженная равнина, и боль в обожженных веках, и хрустящие под ногами угли, и плавящаяся кожа, его память, сила и навязанный родом долг. Абсолютно все.
«Даже смерть, — улыбнулся про себя Таррэн. — Все не важно, если тебя нет рядом, Белка. Прости, что я так поздно это понял, малыш. Прости, потому что, кажется, я очень тебя…»
Гончая вдруг подняла голову и толкнулась, словно пыталась о чем-то предупредить. А он сделал последний шаг, набрал в грудь воздуха и… приглушенно взвыл, со всего маху ткнувшись носом в дымящуюся от неистового жара каменную поверхность.
— Иррадэ!
От удара из носа брызнула алая юшка, щедро оросив каменную преграду, которая так нагло и без предупреждения выскочила навстречу. Будто в ответ в глубине скалы что-то глухо заворчало и буркнуло нечто непонятное в адрес дурных нелюдей, не видящих дальше собственного пятака, хотя специально для них на плите черным по черному написано: «Открывается внутрь»! Правда, на мертвом и давно забытом языке, но не в этом суть!
Следом донесся приглушенный рокот, тяжелая створка огромных ворот, на которую в наитии наткнулся полуослепший, полуоглохший и измученный до предела эльф, неторопливо поползла в сторону, едва не стукнув эльфа по носу во второй раз и чуть не придавив наполовину расплавленный сапог вместе со ступней. Только вмешательство Белки спасло эльфа и позволило вовремя отойти на безопасное расстояние.
Спустя долгий миг они с облегчением осознали, что одолели четвертый виток и остались живы. Теперь им было чем похвастать. А едва впереди пахнуло прохладой, оба бездумно ринулись вперед, стремясь вырваться из местного чистилища как можно скорее. Но закономерно споткнулись о высокий порожек, одновременно запнулись и с проклятиями рухнули на что-то холодное, мягкое, восхитительно пахнущее свежескошенной травой. Упали, машинально обхватив друг друга и так застыли. Но лишь для того, чтобы уткнуться носами в мягкий травяной ворс, жадно вдохнуть аромат свободы, а затем мгновенно провалиться в крепкий, целительный сон, в котором не бывает тревог.
Просыпаться мучительно не хотелось. Веки нещадно горели. Губы потрескались и при каждом движении начинали кровоточить, обгоревшие уши нещадно саднили, а ушибленный нос и не подумал перестать болеть. Да еще и опух, раздувшись до неприемлемых размеров.
Таррэн осторожно поднял правую руку, ощупал пострадавший кончик, отозвавшийся на прикосновение болью, и досадливо сморщился. Затем проверил резервы, поразмыслил, прикинул все за и против, но все-таки решился потратить их часть на то, чтобы убрать с лица следы недавнего позора.
Повинуясь его силе, несчастный нос стремительно сдулся, кости и хрящи торопливо срослись, отек мигом спал, а громадный кровоподтек на пол-лица посинел, пожелтел, затем побледнел и исчез. Тело налилось былой силой. Только после этого эльф смог приподняться.
— Жаль, — притворно вздохнула Белка откуда-то сбоку. — Такой натюрморт испортил! Между прочим, эта синяя слива была гораздо симпатичнее. И она прекрасно подходила к цвету твоих волос. Зря ты ее убрал, мне понравилось. Как себя чувствуешь, герой?
— Живой, — коротко ответил Таррэн, с сожалением признав, что больших трат никак не может себе позволить: накопленный за века резерв таял здесь чересчур быстро, а они до сих пор не знали, с чем еще придется столкнуться в Лабиринте.
Белка сидела на одном из беспорядочно разбросанных валунов и с интересом следила, как морщится от неловких движений ее остроухий спутник. Измученное лицо, обгоревшие уши, посветлевшие и потрескавшиеся от жара волосы, наполовину сожженная одежда, полуразвалившиеся сапоги…
— Хорош, — удовлетворенно кивнула она, и Таррэн снова сморщился, но на этот раз от «похвалы».
— Ты как?
— Нормально. — Она беззаботно качнула ножкой. — А ты случайно не знаешь, куда нас занесло? Откуда тут трава, питьевая вода и плоды на кустах?
Темный эльф поднялся и, качнувшись от слабости, огляделся. Но Гончая оказалась права: вокруг простирался совершенно неприемлемый для подземелий пейзаж — изумрудная трава, игривый ручеек в десяти шагах левее, за ним — узкая полоска густых кустов. На верхних ветках — заманчиво-красные и весьма аппетитные с виду плоды… тут и пространства-то — десять на пятнадцать шагов! Под травой очень хорошо ощущается каменная твердость, по краям полянки возвышаются уже знакомые стены без единой трещинки и рисунка, а потолок все такой же низкий, как и везде. Но живая природа в центре Лабиринта?! Невозможно!
