– Я буду порхать. Разомну свою плазму. Может быть, задушу Каббинса. Или не задушу. Время от времени буду ловить в призрачный захват случайных прохожих. Просто для собственного удовольствия – ничего личного, как говорится. Хобби. Да что угодно будет приятнее, чем торчать в этой банке!
– Хорошо, – криво усмехнулась я. – Предположим, я тебе поверила, хотя на самом деле не могу поверить, что тебе этого хочется. Предположим даже, что я разбила твою банку. Предположим. Ну и что ты будешь делать? От скуки во второй раз помрешь! С кем ты будешь без меня разговаривать, а?
– С тобой и буду. Стану прилетать к тебе поболтать. Может быть, иногда и помогу тебе – ведь ты такая тупая…
– Ага. А за разговором между делом будешь душить моих друзей. Хобби у тебя такое, да?
– Ну почему, не только друзей – твоих врагов тоже с удовольствием задушу. Мне, в общем-то, без разницы. Ну что, договорились?
– Разумеется, нет, – ответила я. – Но вот что я тебе скажу. Ты хочешь заключить со мной сделку? Я не прочь и готова предложить ее на справедливых и выгодных для тебя условиях. А условия такие: ты даешь мне как можно больше информации о Мариссе Фиттис. Не ерунды какой-нибудь, а действительно важной информации, которая поможет нам до конца распутать загадку этой женщины и, возможно, найти ключ к решению Проблемы. Взамен я обещаю найти способ освободить тебя. Разумеется, это будет такой способ, при котором исключается безвременная смерть Джорджа или кого-то еще. Я постараюсь придумать, что можно сделать.
Я глотнула горячего чая. Призрачное лицо недоверчиво наблюдало за мной из банки.
– Свобода без возможности убивать? Но это все равно что бутерброд без колбасы. Что же касается Мариссы, то мы с тобой о ней уже говорили, и я вряд ли смогу добавить что-то новенькое.
– Ну, знаешь! – крикнула я, сердито стукнув своей кружкой по столу. На нашу скатерть для размышлений плюхнулось несколько коричневых капель. – В том-то и штука, что ты никогда ничего мне не рассказываешь! Ничего конкретного, я имею в виду. Ни о Мариссе, ни о том, кем был ты сам, ни о Другой Стороне… Никаких фактов – одни оскорбления, и в этом весь ты.
– Когда становишься призраком, – мягко заметил череп, – то начинаешь понимать, насколько люди преувеличивают значение фактов. Но факты моментально теряют свою ценность, а ты теряешь к ним интерес, как только расстаешься со своим бренным земным телом. Для нас, духов, имеют значение только эмоции и желания. Впрочем, это ты и сама, наверное, успела понять. «Ах, я потерял все свое золото!», «Я жажду мести!», «Приведите ко мне Мариссу Фиттис!». Ну, и тому подобная шелуха… А знаешь, о чем я мечтаю? – неожиданно усмехнулся он.
– О чем, о чем. О гадости какой-нибудь, наверное.
– Жить я мечтаю, Люси. Жить. Именно поэтому я разговариваю с тобой. Именно поэтому я повернулся спиной ко всему, что ожидает нас на Другой Стороне.
– И что же нас там ждет? – как можно небрежнее спросила я, хотя мои пальцы в этот момент непроизвольно сжали кружку еще крепче. Ответ на этот вопрос я искала давно, для меня была драгоценной любая информация, любая деталь о Другой Стороне.
А дальше меня ждало разочарование. Обычная вещь, когда имеешь дело с черепом.
– Откуда мне знать?
– Здравствуйте! Ты же мертвый. Я думала, это позволяет что-то узнать о Другой Стороне.
– Какой-то нервный у нас сегодня разговор получается. С подначками. Слушай, ты же сама была на Другой Стороне. Скажи, а что ты там увидела? Что ты можешь рассказать о потустороннем мире?
Что я могу рассказать о Другой Стороне? Там очень темно и чертовски холодно. Это ужасное место, похожее на застывший отголосок нашего мира живых. Я много думала о нем, лежа бессонными ночами в своей постели, а когда засыпала, то видела такие жуткие сны, что просыпалась и уже не могла сомкнуть глаз до самого утра.
– Может быть, ты слышала ангельские трубы, когда была там? – ехидно поинтересовался череп.
Ничего я там не слышала. На Другой Стороне стоит мертвая (хорошее сравнение!) тишина. Там все звуки замерзли, наверное.
– Мне там было не до наблюдений, – высокомерно заявила я. – Я была слишком занята тем, чтобы выжить.
– Вот-вот, и я тоже, – сказал призрак. – Я занимаюсь тем же самым на протяжении последних ста десяти лет – пытаюсь выжить. Ведь если бы здесь не было моего чудесного Источника… – С этими словами призрак нежно прильнул к уродливому, потемневшему от времени привинченному ко дну банки коричневому черепу, и на мгновение его лицо смягчилось, стало похожим, наверное, на то, каким было при жизни. – Если бы его не было здесь, мне пришлось бы болтаться там вместе с остальными тупыми болванами. Другая Сторона! Нет уж, спасибо! Это не для меня. Я стараюсь оставаться повернутым к свету, что очень непросто в моем положении, должен заметить. Особенно когда живой начинает приставать к тебе с идиотскими вопросами на эту тему.
Ясненько. Я проглотила очередное оскорбление и задала следующий вопрос, совершенно, как вы уже, наверное, догадались, не надеясь получить на него ответ:
– Когда ты много лет назад был в Доме Фиттис, какие вопросы задавала тебе Марисса?
К моему удивлению, череп не стал в очередной раз язвить и, помолчав, ответил:
– Да, давненько это было… – В глазах у него загорелись тусклые огоньки. – О чем она меня спрашивала? Да примерно о том же, о чем и ты. О Другой Стороне. О поведении духов – о том, что мы делаем и почему… А еще она сильно интересовалась природой эктоплазмы.
– Эктоплазмы? Зачем ей это понадобилось?
– Ну, эктоплазма вообще-то вещество удивительное… – Очевидно, для того чтобы продемонстрировать это, призрак вывернул свое лицо наизнанку – так, чтобы его надбровные дуги и нос стали вогнутыми и направленными к задней стенке банки. – Эктоплазма слышит, общается, может принимать любые формы: страшные, забавные, неприличные… Это я хорошо освоил за последние пятьдесят лет, времени у меня было предостаточно. Хочешь, покажу тебе самые свои любимые? Вот эта, например, называется у меня «Счастливый фермер». Сейчас…
– Нет-нет, не нужно, – поспешила отказаться я. – Но все равно не понимаю, чем все это могло заинтересовать Мариссу? «Счастливый фермер»… Нет, чушь!
– Если честно, все это ее и не интересовало. «Счастливый фермер» действительно не ее тема. Но ты постарайся понять другое, главное. Плазма, видишь ли, – это та часть тебя, которая сохраняется, выживает, переходит с одной Стороны на другую. Можешь называть ее своей квинтэссенцией, духом, своей жизненной силой… Да как хочешь, так и называй. Плазма не истлевает. Не умирает. Не меняет своей сущности в принципе. Именно поэтому я знаю, что Пенелопа Фиттис – это на самом деле Марисса. – Лицо призрака прижалось к стеклянной стенке, и шепчущий голос добавил: – Сущность у нее в точности та же самая.
