Среди толпы сновали официанты с подносами. Мы с Локвудом взяли по стакану сока и, не торопясь, не высовываясь вперед, вошли вместе со всеми в зал, где для нынешнего собрания уже расставили ряды кресел. Там мы сразу же натолкнулись взглядом на баннер, натянутый на дальней стене зала, на котором четкими черными буквами было написано всего лишь два слова: «Инициатива Фиттис». Под баннером на небольшом приподнятом над залом помосте была установлена трибуна, накрытая тканью с изображенным на ней серебряным единорогом. Эта драпировка живо напомнила мне другую ткань – ту, которой был покрыт гроб Мариссы, стоящий в крипте ее мавзолея совсем неподалеку – буквально через дорогу отсюда.
Вскоре зал заполнили представители всех-всех независимых агентств. Даже от агентства Банчерча, потерявшего своего руководителя, прибыли двое испуганного вида юнцов. Когда в зале почти не осталось свободных мест, двери закрыли, притушили свет, и внутри стеклянных колонн сразу же появились, зашевелились призрачные фигуры, напоминавшие причудливых глубоководных рыб. Медленно пошли вдоль рядов официанты, держащие в руках серебряные подносы с насаженными на пластиковые шпажки маленькими бутербродами – канапе.
Локвуд взял у проходящего официанта свернутый в трубочку крошечный фаршированный блинчик, задумчиво прожевал его и негромко сказал:
– Забудь про сарай Тафнелла, Люси. Лучше посмотри вокруг. Вот это и есть настоящий театр.
Я не могла оставаться такой же спокойной, как Локвуд. Сообщение, которое нам предстояло услышать, будет, мягко говоря, не из приятных, и я это знала, но что имел в виду Локвуд, говоря о театре, поняла, причем поняла отлично. Роскошный зал, подавляющий гостей своим величием и роскошью. Какой бы яркой ни была толпа самих гостей в разноцветных куртках, со сверкающими в свете люстр рапирами, она терялась на фоне величественного раззолоченного зала, в котором люди казались крошечными нелепыми букашками. Сверху, с потолочных фресок, строго смотрели на нас лица легендарных оперативников, первых мучеников агентства «Фиттис», погибших в неравных боях с Проблемой. Прозрачные стеклянные колонны мерцали драгоценными шкатулками. Что и говорить, умела принимать гостей Пенелопа Фиттис… Или все же Марисса?
– Ты бы лучше сняла рюкзак, Люси, – сказал мне Локвуд. – Поставь его на пол – будет меньше привлекать к себе внимания.
В отличие от других лондонских агентств, мы в «Локвуд и компания» никогда не заморачивались насчет униформы и потому даже без моего рюкзака выделялись на общем фоне. Локвуд пришел на сегодняшнюю встречу, как всегда, одетым с иголочки – костюмчик, белая рубашка, галстук. Я же была в рабочей одежде, и не потому, что мне нечего было надеть или я не люблю платья. Нет, принарядиться я тоже не прочь, но прикиньте сами, как будет выглядеть девушка в красивом платье и при этом с большим рюкзаком за плечами. Странно будет выглядеть, согласны? А так, если кто и спросит, почему я с рюкзаком, могу ответить, что прямо отсюда отправляюсь на работу. И, между прочим, не солгала бы при этом, потому что у нас действительно была пара пустяковых дел в Сохо, куда мы с Локвудом собирались заглянуть по пути домой.
Я сняла рюкзак и поставила его на пол. Откинула верхний клапан, оставив темную, но не вызывающую подозрений щель.
– Ну ни фига себе! – немедленно зазвучал у меня в голове голос черепа. – Шикарно здесь стало. Пафосно. Просто тошнит от позолоты. Нет, раньше, когда я попал сюда в прошлый раз, здесь было все по-другому. Попроще. Несколько дешевых выставочных стендов да пара продавленных диванов, и больше ничего. Слушай, а где Марисса-то? Там, у помоста, не она. Точно не она. Просто стоит какой-то прыщавый мальчишка и доедает сосиску в тесте. Надеюсь, даже тебе это видно, наблюдательная ты наша.
– И парня прыщавого вижу, и знаю, что ее еще нет, – негромко пробурчала я в ответ. – Мы ждем. Видишь кафедру? Вот там она и появится. – Я ногой подвинула рюкзак немного вперед и сказала, повернувшись к Локвуду: – Череп чушь какую-то несет. Явно нервничает. Впрочем, и я тоже.
– Напрасно. Волноваться не стоит, мы же среди друзей, – хмыкнул Локвуд и кивком головы указал в сторону кафедры, рядом с которой, прислонившись спиной к стене, со скучающим видом стоял сэр Руперт Гейл в ядовито-зеленом костюме. Он перехватил мой взгляд, криво усмехнулся и едва заметно помахал мне рукой.
– Давай прирежем его, а? – предложила я.
– Я бы с удовольствием, – улыбнулся Локвуд, – только жалко пачкать кровью эти мраморные полы. – Он взял у проходившего мимо нас официанта еще один стакан сока и спросил: – Тебе тоже прихватить, Люси?
– Нет. Не понимаю, как ты можешь оставаться таким невозмутимым. Айсберг.
– Именно. Айсберг. Плыву по течению, как и все остальные в этом зале. Ничего другого нам просто не остается. – Внешне Локвуд выглядел таким же расслабленным, как сэр Руперт, но глаза у них обоих беспокойно, безостановочно двигались, прощупывая взглядом все уголки зала. – Слушай, Люси, ты не будешь возражать, если мы передвинемся чуть ближе к колонне, а? Там можно будет даже слегка вздремнуть, если выступление Пенелопы слишком затянется.
Это была самая дальняя от кафедры колонна, за спинами почти всех, кто сидел в зале. Она светилась бледно-голубым огнем, а внутри нее, за стеклом, на стальной подставке поблескивал зазубренный, зловещего вида нож. Это был тот самый нож, которым полсотни лет назад творил свои ужасы Клэпхемский Мясник. Если посмотреть на этот нож вблизи и под нужным углом, обнаруживался и призрак самого Мясника – он всегда висел над своим оружием и не отлетал от него. Можно было бы сказать, что это самый спокойный из девяти заточенных в колоннах этого зала злых духов, если бы не громкие вопли приведенных сюда на экскурсию школьников, у которых при виде Клэпхемского Мясника не выдерживали нервы. Дело, видите ли, в том, что когда разъяренная толпа настигла наконец этого серийного убийцу, то его не сразу вздернули на ближайшем столбе, но сначала вырвали у него глаза и вообще изрядно помяли ему личико.
Где-то вдалеке хлопнула дверь. Шум в зале немедленно стих, перейдя в чуть слышный нервный шепот, голоса приглашенных гостей шелестели теперь как сухие опавшие листья, которые гонит по дорожкам осенний ветерок.
Сэр Руперт повернул голову к боковым дверям зала и кивнул.
Послышался приближающийся перестук высоких каблуков.
– Ой-ей, – произнес у меня в голове голос черепа. – Она идет.
В ту же секунду Локвуд взял меня под локоть и сказал:
– Слушай внимательно все, что она скажет, Люси. Постарайся ничего не упустить. Мне важно знать каждое ее слово.
– Постой, а ты-то что собираешься…
И тут в зал вошла Пенелопа.
Она легко шагала к кафедре в свете электрических ламп – стройная, высокая женщина с длинными черными волосами, свободно спадающими ей на плечи. На ней было темно-зеленое платье с юбкой до колена, выгодно облегающее ее фигуру, – элегантное, но в то же время не парадное, а деловое. После того что я в последнее время узнала о Пенелопе – или Мариссе? – меня больше всего поразило то, что она так похожа на самую обыкновенную женщину. Смешно, да? Спокойно и уверенно взойдя на помост и встав за кафедру, Пенелопа сверкнула белозубой улыбкой и сказала:
