Но было уже поздно. Почти поздно.
Диван, за которым я пряталась, начал сдвигаться в сторону. Сначала медленно, затем все быстрее, увлекаемый бешеной потусторонней силой. Диван уехал, и я оказалась на виду – сидела, прижавшись спиной к стене, с призрак-банкой на коленях и молотком в руке.
Мои враги приближались.
Честно говоря, трудно было сказать, кто из них живой, а кто мертвый. Они шли убивать меня плечом к плечу – Марисса Фиттис в темно-зеленом платье, на котором играли отблески потустороннего огня, и с бледным и неподвижным как у призрака лицом, а рядом с ней – радостно светящаяся, оживленная, бурлящая от избытка энергии тварь по имени Иезекииль.
– Бедняжка Люси, – сказала Марисса.
Наверное, в тот момент я действительно выглядела бедняжкой – лежала на полу в луже собственной крови, с упавшей на глаза челкой, в рваной, грязной одежде… Да что говорить – сами легко можете представить, как я тогда выглядела.
Я подняла голову и, прищурившись, взглянула на своих убийц.
– Ты о пощаде молить не собираешься? – спросил меня призрак.
– Не будет она молить о пощаде, – ответила за меня Марисса. – Давай заканчивать.
Светящаяся тварь подплыла ближе ко мне. Я выставила перед собой призрак-банку и с радостью заметила, как замедлил свой ход, как заколебался Иезекииль.
– Ты что, испугался того ничтожного духа в банке? – насмешливо спросила его Марисса. – Это же просто Фантазм какой-нибудь, не более того.
– Не Фантазм, – возразил Иезекииль. – Что-то более опасное. Впрочем, это не имеет значения. Он запечатан.
– Нет, – сказала я. – Не запечатан.
С этими словами я подняла молоток и изо всей силы ударила им по банке.
Эта идиотская штуковина откатилась немного в сторону, но осталась практически целой и невредимой, если не считать появившейся на стекле небольшой царапины.
Призрак в банке зажмурился, приготовившись к сильному удару, а сейчас снова приоткрыл один глаз и уставился на меня:
– Ты что делаешь?! Только не говори, будто у тебя не хватает сил расколоть какую-то дурацкую банку.
– Держись.
Я еще раз ударила по банке. Молоток отскочил от нее.
– Какая же ты идиотка, Люси! – с чувством прокомментировал мою новую попытку череп.
Чувствуя, как меня охватывает паника, зная, что истекают последние секунды моей земной жизни, я в третий раз ударила по банке молотком. И снова ничего не получилось.
– Нет, таких криворуких я еще не встречал, – изумленно вытаращился на меня череп. – Двухлетний ребенок и то бы эту банку разбил. Причем с первого раза.
– Заткнись! – прорычала я. – Ты сам предложил мне воспользоваться этим дурацким молоточком, разве нет?
– Но я же не думал, что тебе даже такую игрушку поднять не под силу. Предупреждать надо.
– Мне никогда не доводилось разбивать призрак-банки! Откуда мне было знать, что серебряное стекло настолько прочное?
– Так позови кого-нибудь на помощь! Вон хоть того дохлого таракана! У него и то лучше получится!
– Послушай, а почему бы тебе просто не заткнуться, а?!
– Прелестно, прелестно, – сказала наблюдавшая за нашей беседой Марисса. – Однако всему приходит конец. Прощай, Люси. Сейчас ты умрешь, а я отправлюсь посмотреть, как Иезекииль будет сдирать плоть с твоих дружков. Когда будешь умирать, подумай о том, что ждет твоего ненаглядного Энтони.
– Есть другой вариант, – произнес новый голос. – Можно сэкономить время и покончить со всем прямо здесь и сейчас.
Марисса резко обернулась. Дух тоже повернулся, правда немного медленнее и сердито шевеля своими щупальцами. Я подняла голову, хотя и так знала, кого увижу сейчас перед собой. Я надеялась на эту встречу. Я смертельно ее боялась.
Двери в холл были распахнуты, и на пороге стоял Локвуд.
26
По правде сказать, как Локвуд он не выглядел. Я имею в виду – не выглядел тем Локвудом, каким мы привыкли его видеть – в элегантном длинном пальто и слегка тесноватом, в обтяжку, темном костюме. Сейчас пальто на Локвуде не было, оно давно исчезло в водовороте наших недавних приключений, а от костюма остались рваные, грязные, прожженные эктоплазмой лохмотья. Дыр в рубашке Локвуда было больше, чем в волейбольной сетке, а если говорить в целом, то на Безжалостной Красавице в ее восточном наряде и то, наверное, было больше ткани, чем сейчас на Локвуде. Остаток пиджака на одном плече Локвуда слегка дымился, а от разорванного огромными острыми когтями рукава на другой руке вообще, можно сказать, ничего не осталось. На глаза свалилась грязная, серая от соли и сгоревшего магния прядь волос. Лицо Локвуда было опухшим и очень бледным. Короче говоря, таким я Локвуда еще никогда не видела, и то, как он выглядел сейчас, мне совершенно не нравилось.
И в то же время Локвуд умудрялся оставаться самим собой – это читалось в том, как уверенно и легко он держит рапиру в руке, в его позе, в знакомой улыбке, притаившейся в уголках губ, в спокойном, не ведающем страха взгляде его темных глаз. Вся фигура Локвуда излучала такую энергию, выглядела такой живой и полной сил, что перед ней бледнел висящий в воздухе дух, этот серый мешок с его золотистыми щупальцами. Отвага, бесстрашие, внутренняя свобода – все эти фирменные качества Локвуда проступали сквозь его царапины и ссадины, сквозь надетые на нем грязные лохмотья. Проступали так же, как проступают водяные знаки на мятом листе бумаги.
Стоящий в дверях Локвуд был наглядным, живым доказательством того, насколько нелепы попытки Мариссы сохранить молодость, перепрыгивая из тела в тело. Он демонстрировал, что такое настоящая юность. Он показывал, каким способом можно сохранить свой дух по-настоящему сильным. Он был примером того, как следует вести себя перед лицом смерти и бросать ей вызов. Локвуд сумел с боем пробиться сюда, наверх, чтобы спасти меня. И он преодолел все преграды, всех врагов, и живых, и потусторонних, и появился в самый-самый нужный момент. Я долго рассказываю вам об этом, а тогда все эти мысли промелькнули у меня в голове в одно мгновение. И я сидела, привалившись спиной к стене, окровавленная и беззащитная, но сердце мое при этом пело от радости.
Хотя, если честно, я не хотела, чтобы он приходил сюда. Зная его граничившую с безумием бесшабашность, я боялась за него.
– Привет, Люси. – Локвуд мельком взглянул на меня, и его улыбка превратилась в ухмылку. – Загораешь?
– Отдыхаю.
– Вижу, вижу. – Он пошел ближе к нам, аккуратно обходя валяющиеся на ковре осколки зеркал и разлохмаченные журналы. Только теперь я заметила, что в левой руке Локвуд держит короткоствольное электрическое ружье. Он не сводил глаз с Мариссы и парящего в воздухе призрака, и то ли этот взгляд, то ли тупорылое ружье так сильно действовали им на нервы, что они замерли на месте.
