Расстилая кровать, я так и эдак кручу в голове эту проблему. Устроившись на кровати с телефоном, я набираю номер Шейна.
– Привет, блондиночка. Наслаждаешься новообретенной свободой со своим красавчиком?
Я так и вижу его самодовольную ухмылку.
– Говорил же тебе, что от этого будет одно расстройство.
– Как ты с этим справляешься?
Он заходится смехом.
– Ты точно хочешь это узнать?
– М-м, нет, спасибо.
Я быстро перевожу разговор на другую тему и рассказываю, что мама мисс Стернфилд определенно о чем-то лжет. В отличие от всех остальных Шейн тут же мне верит.
Я спрашиваю:
– Так что, поедешь завтра со мной, чтобы кое о чем ее расспросить?
– Ой, а я-то думал ты мне позвонила, потому что уже так сильно по мне соскучилась.
Я вздыхаю.
– Поможешь или нет?
– Считай, что я в деле.
Да. Я на свободе. И у меня есть план. Если бы удалось сохранить еще и здоровье.
Пациентка с CZ88, пропавшая из местной больницы,
найдена в состоянии комы
Рути Мэнсфилд, «Объективный наблюдатель»
София Вашингтон, которая была заражена нелегальным генным лекарством и пропала неделю назад из главной больницы Сиэтла, была обнаружена вчера поздним вечером, живой, но в состоянии комы, на пляже в парке Каркик. Мисс Вашингтон и сто тридцать девять других пациентов заразились опасным вирусом во время тайного испытания метода лечения, воздействующего на их ДНК. В большинстве случаев применение этого метода приводило к коме, а двадцать пять жертв к настоящему моменту уже скончались.
Мисс Вашингтон, по-видимому, не имеет серьезных травм, но она потеряла много крови, а на ее руках заметно множество кровоподтеков. В связи с этим правоохранительные органы рассматривают версию умышленного преступления. Если бы ее не нашли до прилива, она скорее всего утонула бы. Всех, у кого есть какая-либо информация о ее исчезновении, просим немедленно обратиться в полицейское управление Сиэтла.
Семнадцать
Наутро я делаю глубокий вдох и спускаюсь вниз. Мама смотрит на меня настороженной и усталой, и я понимаю, что мы по-прежнему не сможем разумно поговорить об участии Сэмми в испытаниях, так что я задействую другой план.
– Сегодня я собираюсь встретиться с Эви.
Лгать маме – все равно что выпить кислоту, но в глубине души я уверена, что должна выяснить все про мать доктора Стернфилд.
Мама хмурит лоб.
– Мне показалось, Эви сказала, что на этой неделе работает в магазине своих родителей.
– Она изменила планы, чтобы мы могли встретиться.
Еще одна ложь, еще один глоток желчи.
Мама медленно пьет кофе и, похоже, просчитывает варианты.
– Думаю, Сэмми может поехать на работу со мной или провести день у тети Эмили.
Семья тети Эмили живет в часе езды от нас. Но поскольку теперь наши соседи отказываются брать к себе Сэмми из-за меня, выбор у нас невелик. Этого почти достаточно, чтобы я отказалась от своего плана.
Сомневаясь в каждом своем действии, я крадусь наверх, чтобы договориться с Шейном о встрече. Потом я пишу сообщение Эви, чтобы она прикрыла мою ложь.
Она отвечает:
ТВОЯ МАМА ЗАСЛУЖИВАЕТ ЧЕРТОВСКИ БОЛЬШЕГО.
Сама понимаю. Но это нечестно со стороны Эви – упрекать меня, когда у нее по-прежнему есть нормальная жизнь и парень, которого она может поцеловать. Я пишу:
Я ДОЛЖНА УЗНАТЬ ПРАВДУ. НАДЕЮСЬ ТЫ КОГДА-НИБУДЬ ПОЙМЕШЬ.
ДА УЖ, Я ТОЖЕ.
Я просто обязана показать ей, что права – как и всем остальным. Через несколько минут после того, как уходят мама и Сэмми, я тоже выхожу из дома.
Какой-то репортер кричит:
– Эйслин! Вам разрешают посещать публичные места? Куда вы идете?
Конечно, я не отвечаю ни слова.
Другой репортер подсовывает мне микрофон, когда я торопливо прохожу мимо него:
– Что вы думаете о жертвах «харизмы» в Лос-Анджелесе, которых побили, когда они прошлым вечером пришли в клуб?
Я останавливаюсь как вкопанная.
– Что?
– Говорят, что это преступление на почве ненависти. Вы уверены, что хотите пойти куда-то в одиночку, без защиты?
Отпирая машину, я верчу ключи в руке.
– Здесь не Лос-Анджелес. Но спасибо за предупреждение.
Забравшись в машину, я сижу, прикусив губу. Я была бы не прочь немного поразмыслить, но репортеры крутятся за окном. К счастью, никто не следует за мной, когда я выезжаю со двора.
Шейн живет на западной окраине Такомы, на берегу океана. Светит солнце, так что местные высыпали на улицы, а на дороге пробка. Но сегодня подходящий день, чтобы ехать с открытыми окнами и громкой музыкой, так что я стараюсь наслаждаться всем этим. Я подъезжаю к желтому коттеджу, напоминающему бунгало, вокруг которого слоняется лишь пара репортеров. Я улыбаюсь, не обращая внимания на вопросы о нехватке любви в моей личной жизни.
Шейн открывает дверь и машет рукой репортерам у меня за спиной.
– Устроить тебе экскурсию?
Я точно знаю, где она закончится.
– Нам еще долго ехать, а вечером я договорилась встретиться с Джеком, так что мне нужно быть дома к пяти.
У него дергается глаз.
– Ах, наши голубки решили умереть от несбыточных желаний.
Он показывает на черный «компакт», стоящий на улице.
– Вон моя машина.
Я хочу убедиться, что все идет по плану – по моему плану. Поэтому говорю:
– Поедем на моей.
Он опускает ключи в свой карман.
– Люблю девушек, которые берут ситуацию в свои руки.
Господи боже, его выпустили на свободу и это ни капли его не изменило. Но ладно, может быть, это значит, что он здоров. Не обращая внимания на журналистов, выкрикивающих наши имена, мы выходим из дома. К несчастью, на этот раз один из них прыгает в свою машину и садится нам на хвост.
Сжав зубы, я прибавляю скорость и проскакиваю на желтый свет, но журналист едет следом за нами несмотря на то, что светофор уже переключился. Мы играем в догонялки на забитых улицах, а Шейн глядит в заднее окно. В горячке погони я случайно выезжаю на двухполосную улицу, и нам обоим приходится сбавить ход. Как будто этого мало, приближается мусоровоз, который почти полностью занимает обе полосы. Великолепно. Но потом я понимаю: то, что выглядит как задержка, на самом деле – новая возможность.
– Держись крепче, – говорю я.
