В разуме Нины снова шла ожесточенная борьба. Так где же правда? Почему ее так сложно определить? К сожалению, детский организм редко, когда может противостоять соблазну. Конфета, которую запрещено брать, все равно исчезнет со стола, едва ты отвернешься. В голове ребенка еще не основательно закрепились понятия хорошо – плохо, можно – нельзя. Нина словно шагала по узкой тропинке на краю пропасти, едва сохраняя равновесие.
«Это нечестно», – думала Нина, – «у меня есть силы, а у нее – нет».
Озлобленные морды снова злостно зарычали.
«Она обижает тебя. Это нечестно», – зашипел Монстр прямо в ухо.
«Она – большая. Ты – маленькая», – вторили другие.
«Она сделала тебе плохо. Сделай плохо ей».
«За ней скоро придет мама. А за тобой – уже нет. Они отобрали ее у тебя»
Сердце Нины замерло.
– Они отобрали ее у меня, – прошептали детские губы, – отобрали…отобрали…
Рука начала движение. Медленно, но верно девочка вонзала острие карандаша точно в артерию, прокручивая его, пока оно не вылезло из обратной стороны шеи. Ни звука, ни крика, ни стона. Спящая Аделаида, словно не чувствовала, как убивает себя. Кровь заструилась по рукам, пижаме и неспешно стекала на пол. Через несколько минут девочка пошатнулась и также беззвучно упала между кроватями.
Нина неподвижно сидела, обхватив колени, и прислушиваясь к чарующим звукам.
Тук-тук, тук-тук – с каждой секундой сердцебиение Аделаиды замедлялось. В памяти возникли образы. Мама сидит перед ней. Широкая улыбка женщины излучает бесконечную доброту.
Тук-тук. Полак в кресле делает записи в блокноте.
Тук-тук. Яркие желтые звезды на потолке ее спальни в родном доме.
Тук-тук. Окровавленный карандаш в руках Аделаиды.
Тук-тук. Мама танцует с Ниной в гостиной, подражая балерине из телевизора.
Тук. Иголка от капельницы в ноющем посиневшем от проколов локте.
Тук. Котенок прижат к земле.
Тук. Трупы родителей в луже крови.
Тук. Котенок пищит под ладонью.
Тук. Полак смеется.
Тук. Острие стекла вонзается в горло котенка, кровь бьет фонтаном…
Тьма.
Тишина.
Все стихло. Образы исчезли, как и Монстры, насытившиеся победой. Нина едва слышала, как где-то далеко отсюда эти бледные чудища радуются подвигом своей хозяйки. В комнате слышалось лишь одно дыхание, одно сердцебиение. И это было потрясающе.
Нина взглянула на пол. Грудь под окровавленной пижамой не вздымалась, палату наполнил металлический запах свежей крови. Он так понравился Нине, что она даже чуть нагнулась к мертвому телу, чтобы насладиться ароматом. Потом она спокойно залезла под одеяло и уснула крепким сном.
О произошедшем узнали только утром. Дания по обыкновению совершала обход по этажу, громогласно объявляя о наступлении утра. Когда она вошла в десятую палату, она не сразу поняла то, что увидела. В узкой комнате между кроватями лежала пухлая девочка. Весь пол был залит кровью, багровая лужа затекла под кровати. Кровь уже застыла на пижаме, и теперь желтые цветы соседствовали с коричневой коркой засохшей крови.
– Господи Иисусе! – воскликнула бедная женщина. Она подбежала к Аделаиде. Трех секунд было достаточно, чтобы понять, что девочка мертва, причем уже давно.
– Зара! – позвала Дания. В растерянности она никак не могла решить, что ей следует делать: оставить все, как есть или уложить бедняжку на кровать, бежать за помощью или оставаться рядом с трупом. Тут взгляд Дании упал на только что проснувшуюся Нину. Сонные глаза смотрели поочередно то на Данию, то на труп.
– Нина, кто это сделал? – кричала Дания в панике.
Но Нина ничего не ответила и продолжала лежа наблюдать за женщиной.
Вскоре появилась вторая санитарка. Едва она вошла в палату, как тут же с криками побежала за помощью.
Нешуточная суматоха поднялась вокруг драматического события. Как бы ни хотели врачи, но пришлось вызвать полицию. Допрашивали всех: врачей, санитаров, вменяемых детей, и, разумеется, Нину, которая лишь мотала головой и делала вид, что не понимает, чего от нее хотят.
Это были тяжелые дни для лечебницы, пока не пришли результаты расследования. Отпечатки пальцев на карандаше принадлежали Аделаиде, более того, экспертиза показала, что в момент попадания крови на карандаш, его сжимала рука Аделаиды. Вкупе с историей болезни девочки, страдающей от острой формы лунатизма, это было неопровержимыми доказательствами трагичного самоубийства. Дело было закрыто.
Но даже такое заключение не облегчило участь врачей лечебницы. Пришлось проводить многочисленные собрания и убеждать испуганных родителей в том, что в округе нет маньяков и убийц. На заседаниях медицинской комиссии, где присутствовали представители спонсирующих организаций, врачи в лепешку расшибались, чтобы доказать правильность подобранного лечения для пациентки. Как бы то ни было, репутация лечебницы была подорвана, и, прежде всего, репутация лечащего врача девочки, который не смог во время разглядеть тревожные симптомы, приведшие к несчастью. Количество детей в лечебнице сократилось.
Со всей этой суматохой про Нину все забыли. Кроме Яна Калева. Он искренне жалел девочку. Она вновь стала свидетелем смерти. Это определенно скажется на ее состоянии. Он каждый раз при виде Нины, мысленно жалел девочку:
«Бедная кроха, что же судьба так безжалостна к тебе?»
Доктор Полак, естественно, даже не навестил Нину.
Калев же, напротив, стал частым визитером первого отделения, посещая корпус под любым предлогом, лишь бы иметь возможность хотя бы глазком взглянуть на Нину и убедиться, что с ней все хорошо. Сердце доктора переполнялось тревогой за нее. Каждый раз, когда он видел ее, девочка с отрешенным видом сидела вдали ото всех. Но теперь она хотя бы могла находиться в одном помещении с другими детьми, пусть даже в одиночестве, это уже прогресс, благодаря лекарствам ли, Полаку – уже неважно.
Калев добился того, чтобы санитарки перевели Нину в другую отдельную палату, которая не напоминала бы о несчастье. Разумеется, санитарки были недовольны оказанной ребенку честью, ведь теперь им придется убирать на одну палату больше. Но, как и прежде, они покорно, хоть и недовольно, выполняли требование врача.
Уже через пару месяцев о трагедии почти забыли. И неудивительно, учитывая, сколько усилий было приложено к тому, чтобы приписать этот эпизод к несчастным случаям. Жизнь в лечебнице шла своим чередом. Работы убавилось, ввиду того, что некоторые родители все-таки не возжелали доверить своих чад в руки некомпетентных докторов, несмотря на то, что медицинская комиссия не выявила нарушения в работе персонала относительно погибшей пациентки.
Нина много размышляла о произошедшем. Монстры подсказывали ей, что о том, что случилось, надо молчать. Это стало их совместным секретом. Нина была достаточно умна, чтобы сообразить, что то, что она умеет, не умеет никто другой. Почему-то это не стало внезапным открытием для нее. Где-то глубоко внутри она всегда знала, что особенная, и то, что она разбудила в ту ночь, то, что так давно хотели открыть в ней Монстры, далеко не хорошее качество, а скорее наоборот.
