В аллее между вязами, посаженными в ровную шеренгу вдоль ручья, стояла облезлая деревянная скамейка с занозами и засохшим птичьим пометом, и принадлежала она Нине. Все это знали. Ни один пациент не смел подойти к ней и уж тем более сесть! Ни за какие богатства! Все были уверены, что Мертвая непременно заставит их умереть ужасной смертью, войди они хотя бы в аллею в тот момент, когда она была там. А если вдруг сядешь на скамью в ее отсутствие, она безошибочно вычислит тебя по запаху, и убьет! О, да! У нее обоняние острее, чем у натасканной собаки.
Почти каждый день Нина проделывала один и тот же путь после завтрака. Это было единственное время, когда она могла встретиться со своим другом и провести время вместе до обеда, после которого Виктория исчезала до следующего дня.
Заметив на своей скамейке силуэт в знакомой желтой косынке, Нина обрадовалась и поторопилась к своему единственному другу, чудом появившемуся у нее в этих стенах год назад.
***
Невольно Нине вспомнился самый первый день их встречи. В тот день Нина готова была ее убить. Как же интересно получилось, что теперь Виктория была ее единственным другом в этом мрачном безумном месте.
В тот день после завтрака, направляясь по обыкновению к своей скамье, где Нина проводила в одиночестве бессчетное количество часов, едва завернув в аллею, Нина резко остановилась. Что-то было не так. По ногам прошелся скользкий холод – Монстр выбрался из головы, а значит, что-то заставило его беспокоиться. Обескровленное синюшное тело, обтянутое клочками висящей кожей, скрючилось в неестественной позе, мазохистски выворачивая суставы. Монстр оскалился, обнажив желтые заостренные, как частокол, зубы со стекающей на траву склизкой вонючей слюной. На гладкой голове Монстра не было ушей, но Он сделал жест, будто напряг слух, привлекая внимание Нины к необычному звуку.
Нина сощурила глаза, пытаясь разглядеть то, что не соответствовало привычному пейзажу. Что это? Как будто кто-то мычит? Или что? А! Напевает песню! И тут Нина, наконец, поняла, что заставило их обоих напряься. Вторженец! На ее скамье сидел незнакомец! Да как он посмел?! Нину охватила ярость. Сейчас она ему устроит! Сейчас он помычит у нее свои нудные песни!
Нина ускорила шаг, охваченная решимостью наказать наглеца, Монстр рыкнул и пополз следом. Остап автоматически посеменил за девушкой, хотя его внимание больше привлекала группа медсестер, весело обсуждающих что-то.
«Да ты ее не привлекаешь, остолоб!» – злостно подумала Нина, услышав одну из редких мыслей санитара, касающихся черноволосой медсестры. Ему бы сейчас думать о том, как спасти этого глупца, устроившегося на ее скамье! Да к тому же он не просто устроился! Он еще что-то жрет там, паршивец! Нина буквально подбежала к скамье, готовая плевать огненной слюной, была бы у нее такая способность.
Первое, что удивило Нину, и из-за чего боевой настрой резко сдал назад, это то, что вторженец оказался девочкой. Она была примерно одного возраста с Ниной, хотя выглядела младше. А дальше с каждым осознанным фактом о незнакомке ярость Нины медленно угасала.
Девочка была лысая, именно поэтому Нина поначалу приняла ее за мальчугана. И лысина эта была вовсе не данью моде или стилю. Лысина была симптомом, Нина это четко ощущала. И чем больше она узнавала незнакомку, тем грустнее ей становилось.
Все тело бедняги подчинялось непроизвольным мышечным сокращениям и судорогам. Изогнутые в коленях ноги и локти, скрюченные кисти, мотающая из стороны в сторону голова. Мышцы на лице так же были подвергнуты спазмам: она хмурилась, щурилась, поджимала губы, уводила рот из стороны в сторону, отчего из уголков губ стекали слюни. Косые глаза навыкате вводили в то замешательство, когда не знаешь, куда смотрит собеседник. Уже давно ничто не могло удивить Нину в этом сумасшедшем месте, но уродства девочки были столь ужасны, что она могла бы сойти за разновидность чьего-нибудь монстра, не будь она живым человеком. Но еще больше она походила на героя картин того ненормального художника, рисовавшего людей в виде разноцветных наборов геометрических фигур. Как его там? Пассо—Кассо? Надо попросить Остапа еще раз принести ту книгу из библиотеки.
Нина неспешно подошла к скамье, словно боялась спугнуть зверька, медленно присела и с любопытством погрузилась в голову мычащей незнакомки. Как всегда, первыми всплыли самые яркие воспоминания: девочка играет в кубики в комнате с подобными ей детьми, она чувствует себя расслаблено, как если бы была дома; мужчина в халате учит ее пользоваться костылями, они жутко натирают ладони; она лежит в белой коробке, где стреляет свет – это ее пятидесятая томография, она хочет ее отпраздновать; доктор показывает родителям черно-белые снимки и мама плачет; мерзкая капельница, из-за нее всегда тошнит; рвота…нескончаемая рвота; множество непонятных слов, чьи значения она уже выучила наизусть, потому что врачи постоянно их повторяют: гемиплегия, диплегия, микроцефалия, дизартрия и несколько раз аномалия, аномалия, аномалия…
– Привет! – девочка вытащила Нину из транса. – Хочешь?
Девочка указала на коробку с разноцветными конфетами.
– Это марципан в шоколаде, очень вкусно!
Девочка слегка заикалась, слова давались ей с трудом, но она даже не подала виду, что смущена своей странной речью. Нина взяла конфету, развернула обертку и откусила. Она никогда в жизни не ела марципан. Да что говорить, она даже слово это впервые услышала. Приторная мякоть конфеты была невероятно вкусной! А какой аромат! Что это? М-м-м…кажется, орешки? Ух, какая вкуснота! Нина с жадностью разжевывала сладость.
– Ты не могла бы, пожалуйста… – движения девочки стали шире, она пыталась на что-то указать.
Нина и без чтения мыслей поняла, что девочка просит вытереть ей слюну, свисающую на голубую кофту. Нина достала платок из руки девочки и подтерла слюну шоколадного цвета.
– Благодарю, – девочка вроде улыбнулась, хотя из всей той богатой мимики, что играла на лице, трудно было понять ее эмоции, – а то некрасиво так ходить. С пятном. И кофточка совсем новая. А сама я не могу.
Девочка с сожалением уставилась на свои изломанные вертлявые руки.
«Где твой санитар?» – прозвучал шепот в голове незнакомки.
– С другими. Он им нужней, – беззаботно ответила девочка и снова взялась посасывать конфету. Она даже не обратила внимания на то, что Нина ни слова не произнесла вслух.
– Я Виктория, – представилась девочка, – можно просто Тори.
Нина искренне удивилась жизнелюбию Тори, казалось, что болезнь нисколько ее не беспокоит.
«Что ты здесь делаешь?» – задумчиво спросил шепот, пока его хозяйка копалась в мыслях Тори.
– Лечусь… я только и делаю, что лечусь…
Слюна снова стала скатываться с подбородка Тори, Нина аккуратно ее вытерла.
– Здесь есть группа для таких, как я, ну, знаешь, умственноотсталых, – Тори с гордостью стукнула в грудь. – Сегодня мой первый день. Мне нравится. Наши врачи очень добрые и веселые, они играют с нами в угадай-ку и маялки. А дома совсем скучно, там я с ребятами не играла, они все злые, – беззаботно рассказывала Тори, пока Нина то и дело вытирала слюни от обильного словосложения. – Здесь есть совсем запущенные дети, они, вообще, ничего не могут. Я иногда им помогаю, ну, знаешь, собрать мозаику или закрасить кругляшки, им это сложно, ведь нельзя заходить за контур, я не захожу за контур! – похвасталась Тори.
