– Есть у меня ответы и для тебя. Вот только тебе придется сделать выбор, который решит твою судьбу. Что скажешь, Рони? Крутанем рулетку?
Виктору стало жутко. Эти слова точно были вырваны из его прошлого. В ее серебристых глазах он увидел своего самого близкого человека на свете. Своего брата, который много лет назад также спрашивал у него ровно с таким же горящим азартом в глазах:
«Ну, что, Рони? Крутанем рулетку?», – стальной низкий голос Томаса не с такой хрипотцой, какой он обладал сегодня, прозвучал из далекого прошлого.
Судьба часто заводила их в тупик, из которого можно было податься в любую сторону, потому что все они были одинаково неизвестны и рискованны. И в такие безнадежные моменты они вверяли свои жизни воле рулетки-перстня.
Виктор вдруг резко вспотел, затылок пронзило острой, но легкой болью. А клубок стальных змей в ее глазах завораживал точно блики солнца на миллионе маленьких зеркал.
– Я могу рассказать о ее судьбе, о том, что с ней стало. Я могу отвести к ее могиле. И даже более того… я помогу попрощаться с ней, – тихо проговорила Нина.
Виктор сосредоточенно боролся с каким-то наваждением, которое укутало его неосязаемым туманом, но все никак не мог отмахнуться от непонятного чувства, словно он принял малую дозу наркотика: голова слегка кружилась, голос Нины точно раздавался возле самого уха, ее глаза смотрели прямо ему в душу, а сам он наполнялся странным убеждением в том, что все, что она говорит – правда.
Как это произошло? Почему он стал верить ей? Так подсказывала ему интуиция, которая в эти минуты стала настолько явной и практически физически ощутимой, словно вышла из его тела и превратилась в отдельного Виктора, твердящего теперь самому себе, что ей необходимо верить? Или же он поддавался какому-то чужеродному влиянию, настолько мощному, что он перестал контролировать свои мысли?
И пусть сейчас рационализм был ему неподвластен, Виктор помнил о его существовании, а потому понимал, что вера словам странной незнакомки не имеет логических оснований. Вот только Виктор в буквальном смысле не мог принять этот ясный факт, словно он перестал контролировать собственный мозг. И это было донельзя нелепо и парадоксально: он поступал так, как поступать, ну, никак нельзя, но он просто не мог совладать с самим собой! Может, так начинается Альцгеймер?
– Я даю необычные ответы, – продолжал ее голос. – Это нечто большее, чем просто слова.
Она точно шептала ему в центр мозга, настолько отчетливо он слышал ее голос в своей голове.
– Что скажешь, Виктор? Ты готов отдать все, что у тебя есть, в обмен на Габриэлу?
Виктор чувствовал, как голову распирало, словно у него созревала опухоль внутри, невероятно холодная и плотная, готовая взорваться в любой момент. А перед глазами мелькали образы далеких дней, когда его малютка-дочка каталась у него на шее, заставляла плести ей косы, обижалась, когда он отказывался ехать в парк аттракционов. Вот она уже далеко не малютка, а юный бунтарь с черными ногтями и синими волосами кричит о том, как она его ненавидит, и запирается в комнате. И раз за разом воспоминания возвращали его в тот последний день, когда он потерял ее навсегда из-за своей трусости и эгоизма. Он миллион раз прокручивал в голове тот момент, когда ее спина исчезает в снежной ночи, а он стоит на пороге паба и наблюдает за тем, как она уходит, уверенный в том, что ей всего лишь на всего надо остыть, как и всегда. И миллион раз он мог представить, как бежит за ней в снегопад, останавливает, просит прощения и обещает сделать все, что она просит в обмен на то, чтобы она осталась. И ровно столько же раз фантазия заканчивается горьким отчаянием от того, что он не в силах изменить произошедшее: он не побежал, он отпустил ее, и он потерял ее навсегда.
Глаза увлажнились, хотя он уже давно перестал плакать по ней. Просто сегодня эти воспоминания были настолько четкими и яркими, словно вовсе не были картинами из прошлого, а происходили прямо здесь и сейчас.
Он кивнул головой.
Нина медленно встала из-за стола, обошла его и остановилась совсем рядом с Виктором.
– Я должна предупредить. Как только я дам тебе ответ на твой вопрос, ты не захочешь меня отпускать. Я принадлежу Эрику, пообещай, что позволишь мне уйти, – произнесла она.
Виктор не понял предостережение, ему было все равно сейчас. Он отчаянно желал узнать о том, где провела его дочь последние годы, где она потерялась, где она окончила свою столь короткую жизнь. Он легонько кивнул, не вдумываясь в обещание, о котором вскоре пожалеет.
– Привет, пап, – вдруг прозвучал голос его дочери, такой же звонкий и в то же время мелодичный. Она также шепелявила, как и раньше.
Виктор смотрел на дочь и не понимал, как это возможно. Она стояла точно там, где всего секунду назад стояла Нина.
– Габриела?! – Виктор не верил своим глазам.
Он поднялся со стула и приблизился к дочери настолько, что мог разглядеть каждую пору на ее лице. Она нисколечко не изменилась с того момента, как он видел ее в последний раз, когда ей было пятнадцать. Ее русые волосы, точно как у матери, распущены до пояса, на ней кружевное платье, что он привез ей из далеких заморских краев. Виктор разглядывал дочь, понимая, что это – не она. Его дочь исчезла пятнадцать лет назад, и он не смог ее найти. Он знает, что она мертва, потому что однажды перестал чувствовать с ней эту особенную невидимую связь, благодаря которой родители всегда знают о благополучии ребенка. Это – не она! Это – не его Габи! Это все мираж, обман, иллюзия. Но она такая точная и правдивая! Даже веснушки на лице все до одной и шрам на подбородке, когда она упала с велосипеда в пять лет, а вот проколы в брови от пирсинга, которым она удивила его в тринадцать, вот родимое пятно в виде лошадиной подковы на плече. Он всегда верил, что она обречена на долгую и счастливую жизнь, благодаря этому знаку судьбы.
Виктор взял ее лицо в руки так нежно и осторожно, словно дуновение ветра могло заставить ее испариться.
– Габи, ты ли это?
Дочка улыбнулась так застенчиво и грустно.
– Это ты? Это, правда, ты? Я не понимаю! Как это возможно? – шептал Виктор и продолжал крутить ее голову в руках, осматривать руки, ладони, исследуя каждый сантиметр ее тела, желая найти подвох, обман, неточность в ее копии.
Но он не знал, что не сможет найти погрешность в ее образе. Потому что он смотрел на то, что создал его собственный мозг из воспоминаний и фантазий. Нина всего лишь вытянула их из невидимого мира и сделала реальными для него. Он смотрел на собственного призрака.
– Я не смогу остаться насовсем, – произнесла она осторожно.
Виктор утер слезы и закивал.
– Да, да, конечно! Я понимаю!
Виктор обнял дочь, или то, чем она была сейчас, и так они и стояли, пока он не поборол свой плач.
– Я пришла, чтобы ты сказал мне все, что не успел тогда, – прошептала она ему прямо в ухо.
