— А где его нужно располагать? — ощерился Слонок. — В твоей заднице, что-ли?
— Ну зачем так грубо, бар со спиртным должен быть в баре, — не унималась насмешливая трубка.
— А ты не пьешь? Или говно, как некоторые, через тряпочку посасываешь? — Чуть не взревел бригадир, сдерживаясь из последних сил. — Помню, в моем доме лично я помогал тебе спуститься по лестнице, чтобы ты смог дойти до своей машины.
— Было дело, — не стала спорить трубка. На том конце связи поцыкали языком между зубами, смачно сглотнули слюну. — Слонок, оглянись назад, я уже здесь.
Хозяин машины невольно крутнулся на сто восемьдесят градусов, забыв, что обледеневшие тонированные стекла стали похожими на сценические шторы в оборках. Трое бойцов, расслабившиеся на сидении, никак не отреагировали на его выпад. Бригадир, приняв прежнее положение, сплюнул под ноги, он понял, что Пархатый пристроился в хвост его колонне, и сейчас находится на этой же дороге за поворотом, скрытом от глаз густыми зарослями кустарника. Во всей роще только этот участок, да еще по краям, не был прорежен усердными лесничими. Слонок чертыхнулся про себя, мол, хорош, армянский кряква с короткий нос. Выбор места стрелки принадлежал Пархатому, и бригадир согласился, уточнив лишь время, он еще тогда подумал, что следовало бы досконально проверить район встречи. Не родные русаки, разъезжающие по стреляющей Чечне верхом на бронетехнике, вместо того, чтобы за нее прятаться. Потому и гробы с грузом двести идут оттуда нескончаемым потоком, скупо поблескивающим странными цинковыми пятнами, как в Великую Отечественную. Словно на этих гробах заморозились капли материнских слез.
— Слышишь, Слонок, если гаишники на трассе подстраховывают тебя, то дело твое швах. Мы так не договаривались, — снова загундосила трубка. — Я все просчитал, отход в том числе, все менты, к тому же, схвачены и готовы порвать жопу тебе первому.
— Если они с нами, то тебе вообще труба, попал ты между молотом и наковальней, — не стал бригадир вдаваться в ненужную полемику. Не согласился он и на долг. — Отход ты имеешь ввиду куда, на тот свет?
— Вместе с тобой, у тебя дороги впереди нет, дальше завал, — взвизгнул Пархатый, не выдержав долгой беседы. — А у меня есть боковой отвод.
— Который тоже успели завалить мои гаишники, — подбавил Слонок хворосту в огонь. — Короче, Пархатый, выходим.
— Выходим, — отозвался, чуть помедлив, напряженный голос главаря бригады нахичеванских мучеников, у которых проблем было побольше. И территорию надо было свою отстоять, и площадь Карла Маркса украсить Екатериной Второй. В то время, как Слонку любые памятники не сдались вовсе. Пархатый с угрозой повторил. — Выходим, дорогой.
Бригадир, побегав по кнопкам сотового, повернулся к Козырю, сидевшему за рулем, махнул свободной рукой, чтобы тот выключил двигатель, работавший на малых оборотах. Приставив мобильник к уху, сдержанно приказал Крохалю, сидевшему в машине, следующей за ними:
— Выходим. Передай по цепочке — оружие на взвод.
— А где армяне? — засуетился помощник. — Их что-то не видно.
— Пархатый висит у нас на хвосте, за поворотом с кустами, — спокойно объяснил Слонок, он прекрасно понимал, что с недалекими людьми нужно говорить убеждениями. — В кучу не сбиваться, рассеяться на обе стороны. Ты лично держись от меня на расстоянии десяти шагов, если что, давай команду на гасилово. Тут не до базара.
— Ясно. Приступаем.
Слонок, спрятав мобильник, откинулся на спинку мягкого сидения и отключился от действительности. Потом дернул за ручку двери, скомандовал Козырю с троими бойцами сзади:
— Вперед, на том свете, говорят, тоже есть жизнь.
— Кто бы сомневался, — поддержал его Козырь, снимая “Макаров” с предохранителя.
Вокруг машин деловито суетились подчиненные бригадира, передергивая затворы автоматов, загоняя в рукоятки пистолетов обоймы, полные патронов. Некоторые, прислушиваясь к тихим приказам Крохаля с Метлой, быстро продвигались по направлению к недалекому отвороту дороги, охватывая как бы полукругом участок банды конкурентов с их невидимыми еще средствами передвижения. Слонок, щелкнув дверью, направился широким шагом за своими бойцами вдоль ряда автомобилей. Можно было, пока они занимали места, идти спокойно, не выказывая волнения. Один из бойцов возился за багажником иномарки, третьей по счету, с разобранным АКСом, он, раскрыв крышку ствольной коробки, ковырялся внутри механизма распрямленной булавкой.
— Нашел время, — притормозил бригадир, снимая свой “ТТ” с предохранителя большим пальцем правой руки. — Что случилось?
Он не опасался удара в спину, но с некоторых пор могло произойти все, если брать в расчет покушение на него самого в центре дневного рынка, набитого людьми. В голове начала крутиться мысль о том, что в среде преданных людей завелся доносчик. Иначе как объяснить тот факт, что о ценностях, выкупленных у мужика, знают члены других группировок, расплодившихся в Ростове словно крысы в период мора.
— Тормозится, сука, наверное, мусор какой подхватил, — отозвался боец, продолжая тыкать булавкой вовнутрь. — Затворная заедает.
Козырь, шедший с другой стороны, тоже приостановился, глазами дал понять, что он присмотрит. Бригадира у последней машины дожидался Крохаль, он широко расставил ноги, положив руки в кожаных перчатках на ствол и приклад АК семьдесят четвертого, давая всем видом понять, что ему подобные разборки не впервой. Слонок узрел еще через несколько шагов никелированный радиатор шестисотого “Мерса”. А потом вереница “Мерседесов”, от самого престижного до консервной банки сто девяностой модели, испачкала черной гадюкой укрытую снегом дорогу через рощу, давно не тревоженную протекторами.
— Козлы черножопые, на всем лоск стремятся навести, — не удержался Крохаль от оскорбления в адрес армян. — Я одному как-то доказывал, что кавказцы тупые. Штаны с сапогами, и те носят русские, не говоря об изобретении хотя бы стиральной машины. Ты знаешь, что он мне ответил?
— Что? — спросил Слонок машинально.
— Привезут.
— А ты бы не прикинулся дураком, а сказал бы тоже в ответ.
— Что?
— Только труд делает из обезьян человека.
Боевики из группы поддержки уже расположились полукругом перед колонной машин армянских беспредельщиков, успевших рассеяться по бокам дороги. Издалека, облокотившись о капот, посмеивался Пархатый, главарь банды в длинном черном пальто с шарфом грязного цвета. Высокая шапка не смогла прикрыть иссиня черных завитушек, выпершихся из-под ее низа.
— Наемник, падла, с таким надо базарить жестко, — сказал Слонок будто сам себе.
— Кто наемник? — Крохаль пошарил глазами впереди. — Пархатый, что-ли?
— Он самый.
— Я его, вроде, знаю уже сто лет, и все на Нахичевани крутится.
— Он ереванский боговик, не из местных. Говорят, скоро состоится воровская сходка, на которой его будут крестить в воры в законе.
