Так скупщик провозился до глубокого зимнего вечера, перебирая не спеша вещицу за вещицей, записывая в блокнотик их название, состояние и ценность. Затем попил чаю с печеньем и включил телевизор, удобно устроившись в глубоком мягком кресле, ухмыльнулся в который раз за сегодняшний день презрительной усмешкой, вспомнив о часовом под окнами своей квартиры, голодном и холодном. Он бы пригласил с удовольствием сексота домой, чтобы ощущать себя совсем уж в полной безопасности, если бы знал, о чем разговаривать с представителем народа, только переступившего порог нового строя.
Ранним утром Пулипер набирал номер телефона валютчика Коцы, за ночь пришлось пропустить через себя много разных мыслей. И все-таки он пришел к мнению, что надо упредить резвого парня и выкупить драгоценности до того, как тому придет на ум предложить их кому-то другому. На рынок сбегается достаточно дорог, по которым ходят толпы разномастых купцов. Перекупщик выбрал удобное время, валютчик оказался на месте, он, предложив приехать немедленно, опустил трубку, напел что-то из Мендельсона. В груди царили покой и благодушие, навеянные вчерашними заботами о нем друзей, не покидающих в беде. Примерно через час Пулипер с удовольствием возился в потайном сейфе в стене, пробуя раскладывать по полочкам сокровища, приобретенные вновь, приятно щекочущие нервы. Навар от исторических ценностей предполагался, по самым скромным подсчетам, в районе нескольких сотен тысяч долларов, если пристроить их за границей, а то и, при хорошей организации торгов, он потянул бы на пару миллионов. Это было несложно, золотой путь за бугор был хорошо укатан многоосными трейлерами с другими грузовыми машинами и судами, снующими без перерыва туда-сюда. Оставалось чуть больше часа до похода на аудиенцию к старшему следователю областного Управления милиции. Сама дорога заняла бы минут пятнадцать.
Глава семнадцатая.
Вишневая “ДЭУ-эсперо” спешила в сторону Усть-Донецка по прямому как стрела, пустынному шоссе. Раннее утро нового дня высветило розовым светом подмерзшие на обочине гребешки грязи и льда, опустила оттепельный туман на поля и степь вокруг, превратив его в крепкую блескучую корку. Небо за последние дни очистилось, синело над крышей машины ситцевым пологом с редкими белыми кучками облаков, большое солнце показало половину красноватого бока. Оно только собралось вылезти из-за горизонта. В салоне автомобиля сидели трое мужчин, двое впереди, один — Коца — развалился сзади. Динамики на выступе за задним сидением негромко поцокивали, стрелка спидометра зацепилась за отметку в сто километров.
— А если дорога не подмерзла как следует, или ее нет вообще? — повернулся шофер к Микки Маусу. — Как тогда поступим?
— Тогда ты подождешь на обочине трассы, а мы с Коцей пешком попаримся к заброшенному хутору. Обратно поворачивать нет смысла, — прогундосил Микки. — Главное, чтобы морозец продержался до Нового года, иначе в такой грязи недолго утонуть по самые яйца. А тракторов поблизости, как видно, давно не телепалось.
— Их собрали на центральной колхозной усадьбе для ремонта и техобслуживания, — включился Коца в разговор. — Или, как теперь они называются, эти хозяйства, бывшие советскими?
— На ЗАО “Закат гречихи”, - схохмил водила. Посерьезнел. — Нам осталось, по любому, двигаться только вперед, будем надеяться на удачу.
— Парни, наступил вторник, а завтра уже среда, колхозник в этот день обещался прибыть на базар, — заговорил валютчик снова. — Я не думаю, что он станет навещать тайник перед самым отъездом, тем более, что скрывает место нахождения клада от всех домашних.
— Я тоже считаю, что мужик выберет момент, возьмет нужное заранее и припрячет недалеко от хаты, — кивнул Микки Маус узкой головой. — Чтобы не мельтешить понапрасну.
— Родственники, к тому же, давно усекли, что у него откуда-то появляются деньги. Не исключено, что и самого его пасут основательно.
— Получается, пора охранять и пастуха, замочат как пить дать, если проведают, что драгоценности существуют действительно. Времена наступили — ошизели бы крестьяне революционных будней, тогда брат ходил на брата, сейчас дочь попрет на отца без тени смущения.
— Без смущения… Скажи, без капли жалости, так оно будет вернее.
Впереди показались два очередных сбоку трассы бетонных столбика из сотен одинаковых. Водитель сбавил скорость сориентировавшись по приметам, известным одному ему, подкатил поближе. И заглушил мотор:
— Здесь, вон в тот столб кто-то уже вписывался.
— Тогда вылезаем и проверяем обстановку на месте.
Микки Маус первым открыл дверь, за ним потянулись остальные. Ни знаков, ни других указателей, лишь колея, едва заметная, убегала в открытую степь, намекая, что за далекой, черной лесопосадкой, может еще теплится жизнь. Мужчины, пройдя за столбики, принялись пробовать на прочность снежный наст поверх колеи, он показался достаточно крепким.
— Прокатишься? — обернулся Маус к водителю.
— Выдержит, но вопрос в другом, — широкоплечий парень поднял голову к небу. — Не получится ли так, что моя “дэвушка”, как пригреет солнышко, начнет елозить на брюхе?
— Я слушал сводку погоды, потепления на ближайшие дни не обещали, — Коца сдвинул на затылок шапку. — Как сейчас, минус два-три градуса.
— На твою ответственность, — водитель выбросил окурок и пошел к машине. — Трогаемся.
На часах было уже половина девятого утра, а солнце едва оторвалось от горизонта. Косые его лучи скользили по обледенелой дороге, мешая разглядывать две едва заметные темные строчки, бегущие впереди. Но когда вползли в неширокую лесопосадку, стало получше, Микки Маус попросил остановиться на самом ее краю. Пассажиры успели и сами отметить между деревьями высокий крепкий дом, крытый светлым шифером. Он стоял на бугре справа от дороги, примерно в полукилометре, обнесенный частоколом из горбылей. За ним виднелась лента Дона, широкого в этом месте, по берегу, много дальше, чернел останками заброшенный хутор. На другой стороне реки, почти напротив развалин, раскинулась станица Раздорская, бывшая лет четыреста назад столицей казачьей вольницы. Пастух не соврал, пятистенок рубили на века, с дубового крыльца открывался, наверное, прекрасный вид на сремнину былинного Дона, на песчаный за ним широкий плес с густой рощей. Прежний хозяин, видно, обладал художественным вкусом. Напротив усадьбы, метрах в двухстах от нее, пролегала от лесопосадки до берега реки неглубокая балка, обросшая кустарником.
— Ехать дальше не имеет смысла, иначе встречать нас выбежит из дома вся родня.
— Слушай, отсюда тоже отличный обзор окрестностей, — покрутил Коца головой. — Может, и вылезать не стоит?
— А если схрон находится с другой стороны кошары? Тогда как? — переспросил Маус, не оборачиваясь. — Нет, дорогой, проверяй рюкзаки с поклажей, а потом двинемся вон по той балке навстречу своей судьбе. Она уже вырисовалась в полный рост.
— Мне припарковаться здесь, или вернуться к трассе? — подал голос водитель.
