Так, теперь займемся подготовкой. Настроение у меня боевое, только всхлипы за дверью начинают на нервы действовать. А не слишком ли я поспешила окончательное решение принимать? Ну да ладно, сначала дело, потом все остальное. А приготовить мне нужно многое.
Достать из потайного кармашка простенький на вид мешочек, развернуть. Некоторые, самые необходимые в дороге предметы рассовать по карманам, остальное рассортировать по степени нужности.
Подправить макияж и прическу, брызнуть духами, протереть углом коврика ботиночки… ну вот я и в ажуре. Засунуть сумку в мешок вместе с курткой и метлой, шепнуть заветное словечко – и у меня в руках небольшой кошелечек в виде кисета.
Его я повесила на шею, под платье, проверила еще раз, все ли предусмотрено, и вперед.
На кухню, разумеется.
И не важно, что сначала я собиралась улететь отсюда немедленно. Зато, поразмыслив, решила дать гномам второй шанс.
В чужом мире нужно быть крайне осторожной, если хочешь выжить, а я очень хочу. Потому и останусь тут до утра. А утром раздобуду местную одежду, запасусь едой, и неплохо бы разжиться здешней валютой, боюсь, моя карточка туземных банкиров не впечатлит.
– Так что радуйтесь, гномы, сегодня мы идем к вам, – открывая дверь, пробормотала я и сразу наткнулась на опухшие от слез глазенки Талма.
Эх, гном, ну сколько раз тебе говорить, что не должны мужчины плакать?
– Ну, будут меня тут кормить или как? – совсем невоинственно интересуюсь, разрываясь в душе между желанием потрепать утешающе эту несчастную глазастую голову и остатками мстительности.
Ну да, грозная я. Как гроза летняя. Налетела, пошумела, дров наломала и растаяла в умытом небе.
До следующего раза.
– Будут! – вспыхнули радостью зеленые глазки.
Гном с готовностью вскочил и рванул впереди меня по лесенке, а я потопала следом, испытывая огромное сожаление, что все же не решилась его погладить.
М-да, весна, что ли, на меня так расслабляюще действует или это наша извечная бабско-ёжская жалостливость не ко времени проснулась?
Так усыпить ее срочно тройной дозой самых суровых наговоров! От жалости слабость, а мне сейчас слабой быть никак нельзя.
Слабыми в чужих мирах дороги мостят.
Ой, а кто же это у нас на кухне такой нарядный гуляет? Я от изумления едва не споткнулась.
Рубашечка белоснежная, волосы русые, с прозеленью, по плечам, рубашечку распирающим, шелком промытым рассыпаны…
А зеленые глаза смотрят с тревожным вопросом – мириться я пришла или ссориться?
А вот ни то ни другое. Как с вами обращаться, это я еще по вашему поведению посмотрю. Но это раньше я была у вас на положении бедной родственницы, теперь я – Баба-яга в тылу врага, и тактика будет соответственная.
– Вия спрашивает, кормить ее будут? – счастливо сияет наивными глазками меньшой, и старший, светлея лицом, немедля пододвигает мне стул.
И начинает ловко уставлять стол тарелками и мисками.
Вот давно пора было так-то. А то на полу кормить собирался. Нет, не забыла я еще про это: пусть и незлопамятная, но не до такой же степени.
Вилки у них хоть и двузубые, но имеются, а вот ножей не видать. А куски мяса… ну, когда я в кошачьем облике, то в самый раз, а вот подкрашенными губками аккуратно не поесть.
– Ножика нет? – спрашиваю в никуда, загадывая, кто из них первый за ножом помчится.
Рванули оба. Но нечто более приемлемое притащил Талм. Такой кухонный ножище, какими капусту по осени в деревнях рубят. Не все, конечно. До кого цивилизация дошла, те в комбайне крошат.
Зато Атанчик чего приволок… Свой загадочный то ли топор, то ли кувалду. Нет, не отправила я его обратно. Любопытство мне бы этого в жисть не простило.
Я инструментик из чехла вытащила и обомлела. Красота. Вот бы мне такой на хозяйство.
Что значит «зачем»?
Не знаю.
Но что дома я бы ему применение нашла, отчетливо понимаю. Может, просто на коврике повесила бы, гостей пугать. И то польза.
На что он похож? Хм. Да ни на что. С одной стороны ровный, как топор, и острый, аж синевой отливает. А с другой – закругленный и с зубьями. О, вот ветки в садике старые пилить! Хотя, пожалуй, великоват, руки уже оттянул… Я топорик аккуратно в чехол убрала и хозяину вернула.
– Замечательный, – говорю, – у тебя инструмент, только мне и ножа довольно.
И так он от этой похвалы разулыбался, что я даже загляделась. И что, спрашивается, ходит человек, то есть гном, с мрачным лицом, раз у него такая улыбка в запасе обалденная? С такой улыбкой только в шоу-бизнесе работать, а не лес валить.
Ну, поужинали мы. Сказала я спасибо и в свою комнату уйти хотела, да посмотрела в несчастные глазки меньшого… и не пошла. Вместо этого уколола палец ножом и слизнула алую каплю.
Идем, гном, погуляю с тобой напоследок.
Нет, на улицу мы не пошли, уже стемнело, а подсветки и фонарей вдоль тротуара тут не предусмотрено.
Повел меня сияющий от счастья гном вверх по лестнице. Ну, дошли, вот и верхняя площадка, вон моя комната, вон еще две двери, вон шкаф… эй, гном, и что ты такое придумал?
Ой, оказывается, кое-что занятное. Шкаф открыл, а там лестница на чердак.
У, как интересно. Лезли, пока до люка не добрались, распахнул его Талм, а там…
Дыра прямо в звездную пропасть.
Вылезли, огляделись… Эх, жаль, фотоаппарат в мешке, а мешок у меня имеется, только когда я в человеческом облике.
Небо темно-синее, звезды крупные, и узор незнакомый, мы, ведьмы, в звездах разбираемся.
И так мне грустно стало, хоть плачь. Что я здесь делаю, в этом чужом мире, на чужой крыше, когда у меня в родном мире своя собственная есть?
Но тут из-за дальней горы краешек чего-то желтого показался – как сливочным маслом по сердцу.
Луна. Ты и тут такая же, родимая моя, первый помощник Бабок-ёжек.
– Вия, ты чего так вздыхаешь? На нас обижаешься?
– Нет, глупый гном, луной любуюсь. У нас она точно такая же. Как вы ее зовете?
– Селия.
– А мы свою – Селена. Похоже, правда? Расскажи про свой мир, что знаешь.
Хитрый гном поближе подобрался, за ушком меня чешет… мр-р-р… пр-р-риятно… и потихоньку рассказывает…
– Мир этот Тезаром зовут, и еще у всех стран свои названия есть. Мы свой дивный лес зовем Даротом, летом живем на стоянках, а зимой перебираемся в город.
– О, – встрепенулась я, – у вас и города есть? А чем вам тут зимой плохо?
– Сюда зимой возвращаются из степи волки и метаморфы, – раздался за спиной голос Атания, и я даже оглянулась – не показалось ли. – У нас с ними соглашение, мы их не трогаем, а они за это наши дома стерегут. Конечно, приходится после них мыть и проветривать, они в морозы тут ночуют, зато никого чужого и близко не подпустят. А города наши – в горах, там летом женщины да малые дети остаются, ну, еще старики древние. Они надежно укрыты и скалами, и стенами, там женщины в безопасности.
