И не важно, что иногда после такой помощи полностью вычерпан магический резерв, собранный буквально по капле, на голове растут шишки, а на спине зреют синяки. Зато справедливость, как мы ее понимаем, восстановлена.
Одетый в кожаную броню и легкий шлем воин с мечом в руках вывалился из кустов, упал, вскочил и снова ринулся рубить кого-то. Пока непонятно кого. Но и тот не зевал. Шлепнул в сторону мечника зеленоватой шапкой пены, а когда воин ловко увернулся от плевка, неожиданно цепко ухватил его за ногу буро-зеленым щупальцем. Приподнял вверх и потащил к себе, но мечник, извернувшись, рубанул мечом по щупальцу и тяжелой кучкой рухнул в траву.
Ха, похоже, я уже определилась, на чьей стороне воюю. После той ночи, когда какая-то тварь чуть не сожрала гномов, я долго пыталась выяснить, что это было такое и с чем его едят. Но мои попутчики раньше таких тварей не знали, это было понятно по их растерянно-виноватым взглядам.
Лишь одно внятное объяснение и смогли мне выдать: в их мире, богатом магической энергией, иногда оживают самые страшные человеческие фантазии. А уж если этот фантазер к тому же еще и маг неинициированный или, того хуже, злой, тогда тушите свет. Так что уничтожать подобную гадость, как говорится, сам бог велел.
Срочно опускаю самолетку пониже, но с достаточным страховым запасом, и откидываю крышку. Ну, держись, чудище неведомое.
Первый огненный шар я влепила точно в щупальце, высунувшееся из куста, второй – в задергавшееся от этого удара сплетение веток. Куст дернулся, затрясся как в лихорадке, из него донесся полный боли вой. Что, гад, не нравится? Я прицелилась и запустила в центр пляшущего куста еще один фаербол. Получай, фашист, гранату!
Мечник, успевший подняться на ноги, с вытаращенными глазами и распахнутым в безмолвном крике ртом, не веря себе, смотрел, как из повисшей над ним птички вылетают жаркие лохмоты огня. Потом вдруг истошно взвыл тонким, пронзительно-жалобным голосом, отбросил меч и ринулся в самый центр полыхающих ветвей.
С ума, что ли, сошел от радости? Куда это он? Вместо того чтобы благодарить за спасение… Странные они, эти иномирцы, как я погляжу.
А вот глядеть-то у меня времени и нет. Потому что спасенный мной воин, похоже, всерьез собрался заняться самосожжением.
– Ну точно с ума сошел, – раздраженно буркнула я, закручивая воду в реке жгутом и направляя на горящий куст.
А потом посадила на отмель самолетку и, решительно выпрыгнув из нее, отправилась разбираться с чокнувшимся мечником.
Он сидел прямо в грязной от сажи и пепла луже, стянув с головы шлем, и горько рыдал над лежащим перед ним бездвижным телом. Второй воин суетливо обрезал трясущимися пальцами обгорелые лохмоты того, что когда-то было рубашкой, растерянно повторяя, как заклинание, одно и то же:
– Да что ж это… да что ж это такое…
А действительно, что это такое? Где та тварь, которую я сожгла, и откуда взялся этот лежащий среди обгорелых веток мужчина, покрытый страшными ожогами?
– Что здесь происходит? – подойдя вплотную, спросила я, и воины вздрогнули от неожиданности.
– А ты кто такой? – на пару секунд оторвавшись от своего занятия, спросил тот, что хлопотал над пострадавшим.
– Я тут мимо… проходила, – начиная подозревать, что произошло страшное недоразумение, осторожно объясняю я, внимательнее присматриваясь к тому воину, которому положено благодарить меня за спасение.
– Ну и иди дальше, – буркнул он тоскливо, и я еще немного утвердилась в своем подозрении.
– Вообще-то я Бабка-ёжка и немного могу лечить, – скромно объявляю грубияну, нет, извиняюсь, грубиянке.
Не бывает у парней таких тонких черт лица и таких длинных ресниц. У меня и у самой неплохие, но ее ресницы – это отдельная песня.
– Миленькая, помоги! Умоляю! – так и кинулась она ко мне.
– Я попробую, – доставая свою сумку и увеличивая ее, обещаю уклончиво, – а ты пока подробно объясни, что тут произошло.
– Подробно? – непонимающе взметнулись ресницы, и девица на секунду оторвалась от наблюдения за тем, как я осторожно выставляю возле раненого батарею пузырьков и баночек. – Подробно – это долго, но я попробую. Меня посватал один человек, но в их местности водится много всяких монстров. Вот отец и решил научить меня от них отбиваться. Мы всегда тут тренировались, место пустынное, дорога далеко. А сегодня… вдруг…
Девица горько всхлипнула.
– Понятно, – быстренько перебиваю ее рассказ. – Дальше я сама видела.
Почти положив ладони на обожженную грудь своей жертвы, начинаю понемногу пропускать через них целительную энергию.
И наталкиваюсь на плотный щит, отторгающий мою помощь. Вот так сюрприз. Что мужчина маг, стало понятно после рассказа его дочери. Но что настолько сильный, чтобы защитить себя от вторжения чужой магии, я даже предположить не могла. Непонятно, как он смог пропустить мои удары, видимо, сыграл свою роль фактор внезапности. Но в любом случае сейчас его нужно лечить не мне, а кому-нибудь из местных магов. А где их взять, ума не приложу. Но на всякий случай попробую свои снадобья.
Я мазала ожоги приготовленными еще на Земле мазями и примочками, но понимала – это бесполезно. Нет, если бы удалось заклинанием запустить регенерацию, то мази, несомненно, ускорили бы процесс, а пока только играли роль антисептика.
– Кто это? – изумленно распахнув глаза, охнула девушка, скорбно наблюдавшая за моими бесплодными усилиями.
– Где? – оглядываюсь, не поняв вопроса.
Оказывается, Шомо. Непонятно, как он сам вылез из самолетки, если она висит почти в метре от земли.
Однако выбрался и приковылял ко мне. И теперь тоже водит крохотными ручками над лежащим без сознания магом. Миленький, мохнатенький, помогай. Пустоголовая Бабка-ёжка, не разобравшись, прижарила заботливого папашу, стремившегося подготовить дочку к нежелательным встречам.
А все эта любовь проклятая виновата, совсем с ума меня свела!
– Надо Гарона, – вздохнул Шомо.
Что? А где, интересно, я его возьму?
Нет, Шомо, и не намекай. Никогда я этого не сделаю. Никогда. И не смотри на меня так укоризненно своими бусинами. Так ведь и нет их уже там, наверное. Что сидеть-то на одном месте?
Да и долго это, пока туда слетаю, пока обратно…
– Надо, – упорно повторил фейри. – Я подержу. Иди.
Ну вот что ты со мной делаешь, чудовище лохматое? А я-то тебя еще другом считала. Не понимаешь, что ли, как мне тяжело туда возвращаться? Я ведь про них даже вспоминать не хочу, не то что видеть. А тем более просить об одолжении.
Ну не смотри так, и сама понимаю, что виновата, вот только ноги идти не хотят…
Да иду я уже, иду.
Всю дорогу до места ночевки я нервничала, а когда я нервничаю, то всегда жутко хочу кушать. Вот и наколдовала себе смачный шмат бело-розовой ветчины, полбуханки хлеба и пучок зеленого лука. И умяла в один присест, запивая горячим чаем. Энергии истратила уйму, в родном мире после такого растранжиривания месяца два бы без сил сидела, а здесь почти сразу запас пополнился. Немного помаявшись бездельем, решила убрать в самолетке. Не столько ради чистоты и порядка, сколько желая отвлечься от мрачных мыслей.
