Во все времена неотъемлемой частью древнеегипетской литературы являлись поучения, написанные обычно в форме обращения отца к сыну и содержащие советы о надлежащем поведении и манерах. Именно таким образом они понимали мудрость, и символично, что практичные египтяне прославляли этот вид «учения», которое становилось основой для формирования личного поведения и принципов. Эти произведения ни в коей степени не были религиозными или этическими, в них описывались типичные ситуации, с которыми может столкнуться начинающий чиновник при общении с высокопоставленными лицами, во время пребывания в суде, при неожиданной неудаче, при женитьбе или налаживании хозяйства. К современным аналогам таких поучений можно отнести «Письма к сыну» лорда Честерфилда или практические советы из «Альманаха бедного Ричарда». Мы располагаем сборниками поучений разных эпох, и они бесценны для исследователя, стремящегося постигнуть дух разных эпох, по крайней мере в том, что касается повседневности. Поскольку в течение более чем двух тысячелетий эти поучения были проекцией древнеегипетской культуры на обыденные ситуации и так как для данной культуры характерны постоянные перемены, несмотря на (как это ни парадоксально) стремление ее носителей подчеркивать ее неизменность, нет ничего удивительного в том, что общая форма текстов и многие поучения сохранялись в течение длительного периода. В то же время дидактические сочинения разных эпох определенно отличаются друг от друга, так как соответствуют реалиям своего времени
[54]. Они стали наиболее наглядным примером того, как вопреки ходу истории древние египтяне сохраняли основные черты своей культуры путем ее постоянной внутренней перестройки. Конечно же возникает вопрос: как долго можно вносить количественные изменения, не вызывая изменения качества, или как долго можно совершенствовать и подгонять целое без изменения его сути? Феномен Древнего Египта заключается в успешном отрицании перемен путем молчаливого согласия с этими изменениями – точно так же, как египтяне отрицали смерть как факт, при этом принимая ее в качестве перехода в другую жизнь. Поучение визиря Птаххотепа было составлено в духе Древнего царства, а Поучение мелкого чиновника Аменемопе пронизано духом времени, следовавшего за эпохой мирового могущества Египта. Между этими сочинениями лежит от полутора до двух тысячелетий. Но некоторые отрывки более позднего текста, Поучения Аменемопе, почти в точности совпадают с более ранним текстом, Поучением Птаххотепа, и возникает первое впечатление, будто житейская мудрость и этика повседневной жизни абсолютно не менялись и не могли меняться. Тем не менее при более внимательном изучении этих двух текстов становится очевидной их огромная разница. Птаххотеп выглядит нерелигиозным, открытым, энергичным, уверенным в себе, что полностью соответствует духу Древнего царства, в то время как Аменемопе благочестив, замкнут, спокоен и нетребователен – в соответствии с духом благочестивой покорности поздних периодов. Нам не найти лучшего доказательства мнимой неизменности и в то же время того, что в действительности в Египте произошли значительные перемены.
Таким образом, Поучение Птаххотепа подтверждает наш тезис о том, что развитие индивидуального волюнтаризма в эпоху Древнего царства стало одной из причин децентрализации. Птаххотеп призывает сына к продвижению. Оно достигалось соблюдением правил, которые, однако, оставляли большие возможности для проявления личной инициативы. Любой честолюбивый человек, существовавший в рамках административной и социальной систем и соответствовавший их требованиям, за трудолюбие и честность обретал богатство, титул и признание. В египетском миропорядке было место для инициативы «мудреца», которого постоянно противопоставляли «глупцу». Целью этого человека было совершенствование мира и в значительно меньшей степени развитие духовных ценностей и посмертное воздаяние. Поучение Птаххотепа начинается со строк: «Начало праведных изречений… чтобы научить невежду мудрости и правилам праведного поведения, [они станут] наградой тому, кто последует им, и причиной неудачи того, кто оставит их без внимания»
[55]. «Мудрец встает рано утром для того, чтобы упрочить себя, глупец встает рано утром [только] для того, чтобы смутиться [?]». «Если сын следует советам отца своего, не будет провала замыслам его… [и он] заслужит уважение чиновников… Глупец же, который не слышит, не может ничего добиться. Он принимает знание за невежество, а доход – за убытки. Все, что он делает, достойно порицания, и его ошибки находят каждый день». В тексте сочетаются требование подчиняться древним обычаям и поощрение личной инициативы, поскольку древние обычаи не отрицали проявления индивидуализма. В поучении подчеркивается важность красноречия, умения донести свои мысли. «Если ты значимый человек и заседаешь в совете господина своего, наполни сердце свое добром. Если будешь хранить молчание, это лучше, чем цветы теф-теф. [Но] говори тогда, когда постиг суть [проблемы]. Тот, кто может говорить в совете, – [истинный] умелец, ибо сложнее речь работы всякой». «Если ты доверенный, кого один великий человек посылает к другому, будь надежным, когда он посылает тебя. Выполни его слова так, как он говорил. Не забывай того, что тебе было сказано… Держись истины, и не отступай от нее». В споре с вышестоящим необходимо проявить уважение, с подчиненными – терпение и напор с равным: «Покажи себя: не молчи, когда он говорит плохо. [Тогда] речь [твоя] будет славной для слушающих, и будет хорошим мнение чиновников о тебе». Однако в стремлении к лучшему никогда нельзя останавливаться, поскольку никто не может достичь предела собственных сил. «Не позволяй сердцу своему быть высокомерным из-за знания своего; не будь самоуверенным из-за того, что ты мудрец. Советуйся с невеждой как с мудрецом, ибо ни один умелец не достиг вершин ремесла своего. Мысль прекрасная более редка, чем изумруд, но ее можно найти у служанки при жерновах».
Следование принципам маат, «праведности», «истины» или «правосудия», приносило желанную награду в виде благосостояния и хорошей должности. «Если ты начальник и даешь распоряжение множеству людей, стремись совершать только благие дела, и не будет зла в деяниях твоих. Маат велика и долговечна, не нарушалась она со времен того, кто создал ее, и существует кара тому, кто нарушает законы. Это [верный] путь для того, кто несведущ. Злодеяния никогда не увенчиваются успехом. [Бывает], что обманщик получает богатство, но сила маат такова, что человек может сказать: «Это собственность моего отца [приобретенная до меня]». Применение принципа маат к повседневным обязанностям чиновника было сугубо практическим. Благообразный облик чиновника считался куда более важным, чем его взвешенное и окончательное решение: «Если ты тот, кого просят, то, слушая просьбу, сохраняй спокойствие. Не отталкивай просящего прежде, чем он освободится от слов, с которыми он пришел к тебе. Просящий жаждет внимания больше, чем выполнения просьбы… Необязательно выполнять все, о чем он просит, [но] твое внимание усладит сердце его». Человек должен не забывать заботиться о тех, кто от него зависит, поскольку в будущем ему может пригодиться их благорасположение: «Делись со своими подопечными от доходов своих, ибо приходят они к тому, к кому благоволит бог… Никто не знает о том, что может случиться, и никто не может познать завтрашний день. Если несчастье постигнет тех, кто [сегодня] благоденствует, то их подопечные помогут им. Жадность никогда не ведет к исполнению желаний: «Если ты хочешь совершать добро, освободи себя от зла всякого, и потом остерегайся жадности, неизлечимого и болезненного недуга. Она разделяет людей; она делает сладкую дружбу горькой, отчуждает верного от господина его, превращает отца и мать, и братьев матери в плохих людей, разводит мужа и жену… Долго живет тот человек, который ставит своим правилом справедливость и идет по своему [собственному] пути; так он обретает богатство, а у жадного нет гробницы». Хотя жадность и вызывала отвращение, египтяне не были идеалистами в отстаивании собственных прав: «Не будь жадным при разделе, не будь алчущим – за исключением того, что тебе причитается».
