В прошлой главе были описаны процесс децентрализации в Египте, ослабление власти фараона, рост личной инициативы и самостоятельности и возникновение потребности во всеобщем социальном равенстве. Эти центробежные тенденции, характерные для Первого переходного периода, продолжались и в эпоху Среднего царства. Однако благодаря энергичной и вдумчивой политике фараонов XII династии эти тенденции изменили свое направление и устремились к центру, к еще большему сосредоточению власти в руках царя. Этот вывод нуждается в обосновании.
Как мы видели, в эпоху Древнего царства постепенно снижались размер и качество царских пирамид, а гробницы вельмож, которые когда-то группировались вокруг царской усыпальницы, стали возводить отдельно в провинциальных некрополях. Это замечание справедливо и для эпохи Среднего царства. В начале XII династии гробницы вельмож были довольно большими, а тексты демонстрировали независимость знати. Вельможи использовали царские титулы и эпитеты, а в надписях указывали даты по годам правления не только фараона, но и местных князей. Со временем заявления знати стали более скромными и менее самоуверенными, в то время как царские гробницы значительно увеличились в размерах.
Можно сравнить два текста, первый из которых отличается духом независимости Первого переходного периода, а второй – большей покорностью эпохи Среднего царства. Первый текст, сохранившийся на провинциальной стеле из Среднего Египта, пронизан самоуверенностью, которая была характерна для того времени: «Я был славным малым, что жил в своем [собственном] доме, пахал на своих [собственных] быках и плавал в своей [собственной] лодке, и это не досталось мне по наследству от моего отца, почтенного Уха»
[118]. И в противовес этому убеждению о том, что хорошая жизнь заключается в самодостаточности, приведем надпись провинциального князя, жившего при Сенусерте II: «Меня почитали при дворе больше, [чем] любого [другого] друга единственного. Он [царь] выделил меня среди своих вельмож, когда меня [поместили] перед теми, кто был [раньше] впереди меня. Я присоединился к придворным, отдавал правильно честь, кланялся подобающе, похвала мне была… в речах самого царя. Никогда не случалось подобного со слугами, которых похвалили бы их господа, ибо он знал искусность моего языка и скромность (?) мою. Так я был почтенным человеком в свите, похвала моя была при дворе, и мое дружелюбие было перед его компаньонами»
[119]. Все изменилось, и теперь залогом хорошей жизни стала царская милость, за которую платили собственной самодостаточностью и независимостью.
Когда Синухет подался в бегство, его терзали угрызения совести, и он опасался, что его могут заподозрить в измене новому фараону. Когда его азиатский благодетель спросил, что же будет с Египтом после смерти старого царя, Синухет выпалил подобострастную хвалу новому правителю: «[Ведь] это бог, которому нет равного. И подобного которому не было до него. Он исполнен мудрости: его замыслы совершенны и превосходны… Поистине это богатырь, разящий своей могучей дланью, храбрец, не имеющий подобного себе». Хотелось бы обратить внимание на фразу «разящий своей [собственной] дланью». В условиях индивидуализма Первого переходного периода «славный малый» (дословно «превосходный маленький человек») часто гордился тем, что он «говорил своими [собственными] устами и действовал своими [собственными] руками». При царях XII династии эта фраза, ранее встречавшаяся во многих текстах, почти вышла из употребления в частных памятниках; цари же переняли ее и активно использовали для описания собственных достоинств
[120]. Таким образом, индивидуализм и независимость стали отличительными признаками царской власти. Мы наблюдали, как знать присвоила себе царские привилегии в загробной жизни. В свою очередь, цари позаимствовали у своих подданных качества, которые составляли гордость их народа. Фараоны отобрали индивидуализм, награду, честно завоеванную египтянами в борьбе с хаосом.
Выдающимся примером поражения знати стал текст, написанный начальником сокровищницы при дворе Аменемхета III. Это одно из «поучений», в которых египтяне обобщали практические знания своего времени и наставляли детей, как добиться хорошей жизни: «Начало поучения, которое он составил для своих детей. Я говорю нечто важное и настаиваю, чтобы вы услышали, настаиваю, чтобы вы узнали основу миропорядка, праведного образа жизни и как прожить отпущенное в спокойствии: почитайте царя [Аменемхета III], живущего вечно, в телах своих и соединитесь с его величеством сердцами своими. Он чувство сердец [людских], его взор проникает в каждого. Он – [солнечный бог] Ра, лучи которого видят все; он тот, что освещает Обе Земли больше, чем солнечный диск… Он дарует пищу тем, кто ему служит, он кормит тех, кто идет по его пути. Царь – это ка, его речение – изобилие. Тот, кому надлежит существовать, – его творение, ибо он [бог] Хнум для тела каждого, праротец, создающий людей… Он – [богиня] Сехмет для того, кто нарушит его приказ; тот, кого он ненавидит, будет страдать. Сражайтесь во имя него, и будьте честны в клятве ему, чтобы не было в вас и тени предательства. Тот, кто полюбился царю, будет в почтении, [но] не будет гробницы восставшему против его величества, и труп его будет сброшен в воду. Если сделаете вы это, ваши души будут незапятнанными и останутся [таковыми] навечно»
[121]. И это было всем, что отец мог посоветовать своим детям: царь – это бог, обладающий множеством сущностей и огромной силой; ищите хорошей жизни, следуя за ним.
Среднее царство вернуло Египту преимущества, связанные с миром, процветанием и мировым господством, но ценой этих важнейших достижений была потеря огромного потенциала. Египет стоял на пороге ошеломительного открытия – святости и ценности прав человека. Возможно, это произошло слишком рано для того, чтобы достигнуть полного признания данных идеалов. В то же самое время в Вавилонии была предпринята попытка разработать систему, в рамках которой права человека были обеспечены и защищены законом, а египетский путь заключался в поисках справедливости. Но справедливость, маат, была богиней, и, как богине, ей было непросто найти свое место среди простых людей. Когда же после успешного восстановления государства цари XII династии смогли продемонстрировать свою способность быть богами, они снова стали судьями и вершителями маат. Египтяне охотно согласились на это. У них было достаточно продовольствия, они были заняты делом и знали о возможности продвижения по службе; все это было значительно лучше анархии Первого переходного периода. Чем больше процветало государство, тем больше размывались идеи о том, что творец создал всех людей равными, и о том, что даже самый бедный человек обладает прирожденными правами. Царю больше не нужно было бодрствовать и отказывать себе во всем, заботясь о своем стаде; оно слишком разжирело для того, чтобы разбрестись далеко от его трона.
