Крупный торговый путь, игравший важную роль для Сиро-Палестинского региона, входил на территорию так называемого Плодородного полумесяца в Газе на юго-западе Палестины, затем шел на север через побережье и равнину Шарон, пересекал горную гряду Кармель, за которой простиралась Изреельская долина, где стоял Мегиддо. После этого он разделялся и шел по берегу Финикии, центральной долине Сирии или отдаленным районам у Дамаска. Следовательно, город Мегиддо имел стратегическое значение, которое сохранялось на протяжении всей истории. В Откровении Иоанна Богослова сказано, что данный город, названный там Армагеддоном, станет местом последней битвы
[184]. Правитель Кадеша сделал мудрый выбор ради собственной выгоды. Он созвал огромную коалицию городов-государств с их князьями, они прибывали в «своих колесницах из золота и серебра, которые были отполированы» и разбивали лагеря с роскошными шатрами, оснащенными предметами с прекрасно выполненной инкрустацией. Одержав победу, Тутмос III захватил около тысячи колесниц, что свидетельствует о размерах азиатского союза.
Фараон был энергичным, о чем свидетельствует то, что его армия преодолела 150 миль между египетской границей и Газой всего за десять дней. Необходимость соблюдать безопасность и логистика замедлили прогресс, поэтому потребовалось еще одиннадцать дней для прохождения 80 (около 130 км) миль до города, расположенного к югу от горной гряды Кармель. Там Тутмос III созвал военный совет, описанный в шаблонных выражениях, призванных подчеркнуть божественную мудрость и смелость фараона. Благоразумные сановники царя отговаривали его от прохода через узкое ущелье около Мегиддо, где армии пришлось бы выстроиться в одну шеренгу, и указали ему на две другие дороги, пройдя по которым египтяне могли захватить азиатскую армию с фланга. Однако Тутмос III был божеством, которому не подобало демонстрировать человеческие слабости. Поэтому он произнес подобные слова: «[…] мое величество пойдет по пути тому на арену! Пускай, кто желает из вас, идет по этим путям, о которых вы говорите, и пускай, кто желает из вас, идет в числе сопровождающих мое величество. Да не скажут они, эти враги, омерзительные для Ра: «Его величество пошел по другой дороге, испугавшись нас!» – так скажут они»
[185].
Царская власть накладывает определенную ответственность на правителя, делающего подобные заявления. Тутмос III должен был самостоятельно гарантировать выполнение столь смелого и прямолинейного плана, возглавляя свою армию и неся изображение Амона-Ра, пообещавшего ему победу. И бог действительно покровительствовал Египту, так как армия фараона преодолевала ущелье, а враг мирно сидел на северном конце узкого прохода (фото 20). Этот путь занял целый день, но в данном случае поражает простодушие азиатов, которые позволили египетским войскам преодолеть столь опасное место
[186].
Обе армии на ночь разбили лагерь, и на рассвете Тутмос III явился во главе своего войска «на золотой колеснице, украшенный своим боевым оружием, как бог Гор, сильный рукою и деятельный, как Монт Фиванский, а его отец Амон укреплял его руки»
[187]. Египтяне разгромили азиатов, которые покинули поле боя, оставив свои колесницы и лагерь со многими богатствами. Есть некая ирония в том, что люди, находившиеся в укрепленном городе Мегиддо, заперли городские ворота, поэтому разбитый враг египтян был вынужден прыгать перед стенами до тех пор, пока жители не спустили свои одежды, чтобы паникующие воины забрались по ним вверх. В надписях безжалостно подчеркивается жадность египетских солдат: «И вот, если бы войско его величества не возымело намерения пограбить имущество врагов – оно бы овладело Мегиддо в этот миг, когда жалкого кадешского врага вместе с жалким врагом этого города втаскивали с трудом наверх, чтобы ввести их в их город»
[188]. Затем описываются некоторые азиатские сокровища, ставшие частью военной добычи. Это дает нам возможность понять, что в древнеегипетской армии не хватало дисциплины.
Мегиддо был слишком сильно укреплен для осады с помощью оружия тех времен. Город окружали ров и крепостные стены, поэтому египетская армия морила противника голодом, чтобы последний покорился ей. Египтяне пришли в Палестину в сезон сбора пшеницы и забрали около 450 тысяч бушелей
[189], и это «помимо сжатого и забранного войском его величества»
[190]. В остальном они выжидали. И хотя азиаты были защищены в крепости, Тутмос III отмечает, что «не было сделано попытки сбежать ни одним из них»
[191]. Наконец после семи месяцев осады (с мая по декабрь) оставшиеся в живых жители отправили своих детей с оружием, чтобы отдать его фараону, в то время как их воины «приползли на своих животах, чтобы поклониться мощи его величества, чтобы испросить дыхание для своих носов»
[192].
Тутмос III был великодушен. Другие правители Египта иногда совершали жестокое действие – церемониальное убийство вражеских князей, но правитель Мегиддо, вероятно, бежал. Так или иначе, Тутмос III выдвинул свои условия в обмен на их преданность. Он поклялся, что будет к ним лоялен на протяжении всей их жизни. «Тогда мое величество позволило уйти им в их города. Все они отправились на ослах, чтобы я мог забрать их лошадей». Благодаря своему самообладанию фараон заложил краеугольный камень империи на целый век.
Мы не будем перечислять роскошные трофеи, полученные после победы, но лишь отметим те, которые демонстрируют, что в Сиро-Палестинском регионе обитало большое количество народностей. Азиатские правители спали на инкрустированных кроватях, путешествовали на носилках с инкрустациями, гуляли с резными тростями и имели золотые и серебряные сосуды. Один из вражеских князьков взял с собой на поле битвы собственную позолоченную статую из эбенового дерева, а ее голова была выполнена из ляпис-лазури. Захваченный крупный рогатый скот исчислялся 2 тысячами или более голов, козы – 2 тысячами, овцы – 20 тысячами. В данной местности были развиты земледелие и скотоводство, но и ремесла также находились на высоком уровне. Они оказали сильное влияние на сдержанное египетское искусство после того, как попали в Египет в результате военных завоеваний. В течение следующего века в египетском искусстве произошло больше изменений, чем в предшествующие десять веков
[193].
