После того как Аменхотеп стал фараоном, он не скрывал своей мощи. Он заявлял, что может пустить стрелу 9 дюймов в медную цель толщиной 3 дюйма (приблизительно 7,5 см) так, чтобы пробить ее насквозь. Другая надпись гласит, что 7/9 стрелы выпирает из задней части. Скорее всего, он оставил последнюю мишень, чтобы египтяне восхищались им, и пообещал вознаграждение тому, кто сможет повторить его подвиг: «Каждый, кто попадет в эту мишень и перекроет стрелу Его Величества, получит эти вещи». Однажды он посетил свой арсенал и проверил триста луков, «чтобы сравнить работы мастеров». Затем он пошел в сад. «Обнаружил он, что они установили для него четыре мишени толщиной в три дюйма из азиатской меди с расстоянием в тридцать четыре фута (приблизительно 10 м) друг от друга. После этого Его Величество взошел на колесницу подобно Монту. Он взял свой лук и взял одновременно четыре стрелы. Затем он отправился на север, стреляя в них подобно Монту. Его стрела [прошла насквозь] и пробила ее. Он остановился около следующего пункта. В действительности это был такой подвиг, который никогда не совершали до этого, и не слышали из докладов о стрельбе из лука в цель из меди, когда стрела проходит насквозь и падает на землю, только об этом царе, великом в достижениях [Аменхотеп II]».
В возрасте 18 лет «он знал искусство [войны] Монту, никто не был подобен ему на поле боя. Он знал лошадей, как никто другой в его армии. Не было никого, кто мог бы натянуть его лук. Его нельзя было победить в беге. Его рука была сильной, она никогда не уставала при гребле. [Однажды] он греб на корме (?) своей ладьи сокола в команде, состоящей из двухсот человек. Остановились они после того, как проплыли две трети мили (приблизительно 1 км). Были они уставшими, а их тела – утомленными, в то время как Его Величество был силен под своим веслом длиной 34 фута. Он остановился и причалил на своей ладье сокола после того, как проплыл четыре мили (приблизительно 6,4 км), не делая остановок. Лица [смотрящих] были радостными, когда он сделал это».
Даже если мы будем скептически относиться к упомянутым цифрам, подвергнем сомнению честность соревнований, признаем то, что эти надписи не описывают ничего выдающегося, все же мы имеем описание конкретного правителя, который удачно соответствовал своим годам и наслаждался физической активностью. Тутмос IV также оставил нам запись о своем искусстве верховой езды и охоты, а на памятных скарабеях перечислены достижения Аменхотепа III на охоте. Таким образом фараоны подавали пример людям незнатного происхождения. Старый воин Аменемхаб привлек к себе внимание Аменемхета II своей энергичностью, когда греб на царской барке, после чего был награжден фараоном: «Его величество заметил меня гребущим… на барке, [на которой был он]… Когда причалили мы, привели меня в частные кварталы дворца, и я стоял перед [Аменхотепом]… Затем сказал он мне: «Я знал твой характер, когда я (все еще) был в гнезде, а ты следовал за моим отцом. Я доверяю тебе место чиновника, поэтому ты будешь ответственным за армию… и будешь контролировать храбрых мужчин [личной охраны] царя».
Необходимо сделать небольшую паузу и отложить описание наслаждения от занятий спортом и активностей на свежем воздухе. Они являются лишь частью общей картины. Мы можем также упомянуть два фактора, касающиеся любви к спорту в данный период. Во-первых, соревнования были индивидуальными и волю отдельного человека не подчиняли командной, потому что все внимание было сосредоточено на личности, имевшей божественное происхождение. Во-вторых, элемент соревновательности в занятиях спортом имел практическое значение, так как способствовал развитию успехов в военном деле. Фараон был не просто неуязвимым атлетом – он также, очевидно, являлся непобедимым воином, быстрым, обладавшим большой силой, умением управляться с колесницей и луком. Жестокость Аменхотепа как воина была вполне совместима с его достижениями как спортсмена.
Фараон не постеснялся поведать нам, как он умертвил семь азиатских царевичей своей собственной булавой, а затем повесил их тела на городскую стену. Это описание должно было породить легенды, необходимые, чтобы воодушевить его египетских последователей и привести в ужас любых азиатских врагов. Когда Кадеш-на-Оронте покорился ему, он сначала заставил азиатов поклясться ему в верности, а затем обложил их налогами. «Величество его выстрелил в две мишени из кованой (?) меди в их присутствии на южной стороне этого города». Царь преднамеренно рискнул, наслаждаясь своей силой. Когда его армия переходила Оронт, он находился в тылу, где его атаковали азиаты. Он заявлял, что обратил их в бегство и сам схватил восемь мужчин. «Причем не было никого с Его Величеством, кроме него [одного] и его могучего меча»
[228]. Он направился к сирийскому городу Хашабу, и «был он один, никого не было с ним. Спустя короткое время прибыл он оттуда, [при этом] привел он 16 знатных сирийцев, которые находились по бокам его боевой колесницы. 20 [отрубленных] рук висели на лбу его лошади, 60 быков гнал он перед собой. Был предложен мир Его Величеству этим городом»
[229]. Его наиболее отчаянный поступок заключался в охране более чем трехсот азиатских пленных на протяжении всей ночи. «После того как узрел Его Величество великое множество добычи, обратили их в военнопленных. Были выкопаны два вала вокруг них. Вот зажгли там огонь. Его Величество караулил их до утра, [причем] его секира находилась на его правом боку. Был он один, никого не было с ним, ибо войска его были далеко в пути, слышали они [только] призыв фараона»
[230]. Это была излишняя, почти показная бравада, о которой рассказывали очень много, чтобы показать тщетность попыток победы над таким воином. Аменхотепа при этом можно было вдохновить на подвиги. Что и произошло сразу же после того, как бог Амон явился фараону во сне, «чтобы придать силу сыну своему» и быть «стражем членов его, дабы защитить этого властелина»
[231]. После такого явления фараон, вероятно, чувствовал, что он обязан продемонстрировать свою силу и неуязвимость. И это ему удалось.
Мы потратили значительное количество времени, описывая отвагу фараонов этого периода. Это был сознательный шаг: мы хотели показать, как впоследствии ослабла держава, когда стало легче нанять другого человека, чтобы он трудился и рисковал собственной жизнью. Вначале развитие империи зависело от самих египтян, а для этого им нужны были все ресурсы страны, в том числе энергия, которую олицетворял собой фараон. Имели место и более поздние примеры персональной отваги – храбрость, проявленная Рамсесом II при попадании в засаду во время битвы при Кадеше, однако это единичные случаи, причем цари демонстрировали свои достижения нарочито пышно, притом что они могли положиться на опытных воинов и наемников. Поэтому увлечение спортом гармонично вписывается в этот период, пока Египет наслаждался плодами расширения своих границ.
Прежде чем оставить подвиги Аменхотепа II, мы должны упомянуть пленников, которых он привел в Египет. На седьмом году его правления среди пленных было 270 женщин, «наложниц правителей всех чужеземных стран… вместе с их украшениями из серебра и золота, которые они носили»
[232]. Иностранные женщины в египетском гареме важны для описания международных контактов, процветавших в то время. На девятом году правления фараон привел не менее чем 90 тысяч пленных, включая 127 азиатских правителей. Мы можем подсчитать, что бедуинов было около 15 тысяч, жителей Сиро-Палестинского региона примерно 36 тысяч, а аперу приблизительно 3600. Последние представляют для нас особый интерес, так как само их название соотносится со словом «иудей», хотя эта группа людей не могла произойти от детей Израиля. Термин, возможно, применялся к кочевым народам из региона Трансиордании. Общее число пленных показывает, что большое количество иноземных рабов трудилось на благо египтян, а также что рост империи требовал, чтобы солдаты добывали рабов.
