Период между правлениями Тутмоса III и Аменхотепа III (продолжительностью меньше века) оказался для древнеегипетской культуры воистину переходным. По сравнению с поздним додинастическим периодом, когда произошла городская революция, изменившая простое земледельческое общество Нильской долины, он был более важным. На протяжении предыдущих веков поддержание традиций было явно важнее, чем изменения. Во время расширения границ все стало меняться настолько быстро, что старые традиции больше не были столь важными для общества.
Вернемся к концепции «традиционных обществ», которая упоминалась в главе 2 настоящей книги. Мы видели, что такое общество было относительно маленьким, изолированным от внешних влияний, однородным, его члены мыслили себя как единая группа. Период завоеваний в первую очередь ударил по изолированности и групповой солидарности. В традиционном обществе власть находится у семьи или клана. Но в период Нового царства древние традиции наследования трона начали меняться. В традиционном обществе именно традиции управляли поведением людей, а божественное довлеет над мирским. Однако, когда такое общество стало городским, в культуре произошел разлад и мирское уже стало противопоставляться священному. В результате изменений, пришедшихся на данный период, произошли отход от традиционных отношений, разрушение культуры и начался процесс отделения храмов от правителей. Ранее Египет был страной с традиционным обществом, но внезапно египетское общество стало городским, неоднородным и разобщенным. Произошел разрыв с традициями. Последствия подобных изменений сильно повлияли на мировоззрение египтян.
Глава 9
Неотвратимый конфликт: поздняя XVIII династия (около 1375–1325 до н. э.)
Когда сама основа издавна устоявшихся обычаев оказывается под интенсивным давлением нового, какие-то из этих обычаев наверняка дадут трещину. Религиозное общество, которое всегда подчеркивало свой неменяющийся статус, не может легко приспособиться к новым условиям, для которых характерны опошление и изменение основных форм выражения. В принципе можно было бы ожидать, что конфликт между традиционалистами и модернистами подобен мучительному кризису в культуре. Аналогичный конфликт мог быть основным признаком антагонизма между Хатшепсут и Тутмосом III. Если это так, их агрессия должна была быть ослаблена немедленными успехами, как материальными, так и духовными. Консерватизм не мог устоять перед быстрой славой военной победы и неожиданным увеличением богатства и мощи правящих кругов Египта. Таким образом, опошление и изменение драгоценной египетской системы отчетливо наблюдались в этот период процветания и очевидного самодовольства, в это столетие между битвой при Мегиддо около 1468 г. до н. э. и смертью Аменхотепа III около 1375 г. до н. э. Можно не сомневаться, что консервативные брюзги были крайне недовольны быстротечными и разрушительными переменами, влиявшими на страну, но их критика оставила едва заметный след в не имеющей аналогов эре роскоши и всемирной славы.
Когда наконец в амарнский период разразился ожесточенный и непримиримый конфликт, противники – жреческие сторонники изоляционизма и воинственно настроенные приверженцы подчинения египетскому влиянию – не обозначились так же явно, как традиционалисты и модернисты. Этот вопрос снялся со смертью Хатшепсут. Благочестивое сохранение египетского отчужденного превосходства над всеми прочими культурами на фоне новой борьбы за власть перестало считаться чем-то важным. В ходе кризиса не выдвинулась ни одна «партия», которая сумела бы решительно предъявить четкие требования, связанные с возвращением к простым и понятным путям развития, принятым в прежнем Египте. Набор противников в этой схватке стал более сложным, и все, что мы способны здесь увидеть, – это борьба за власть в стране с модернизмом, ставшим мощным выразителем этой борьбы.
Всеобщее внимание приковали к себе фараон и жрецы Амона, ставшие непримиримыми и могущественными противниками в борьбе за влияние. Но фараон Эхнатон проявил себя как борец за религиозные нововведения, а именно универсализм в нравах и морали, в искусстве, языке и литературе, хотя фараон и сознательно равнодушно относился к идее распространения египетского влияния на соседние территории, которая побуждала новации. Фараон не выказывал желания возвратиться на путь Хатшепсут и к ранним временам, хотя даже его официальный переезд из столичных Фив в новую, сельскую столицу в Тель-эль-Амарне был по сути удалением от космополитического центра, где кипела жизнь. Вследствие этого жрецы Амона были всецело заинтересованы в агрессивной поддержке идеи распространения египетского влияния, которая так обогатила их храм. Но жречество было подчеркнуто не заинтересовано в новых причудах, касавшихся обычаев и этики, возникших вместе с идеей распространения египетского влияния. Каждая «партия», по всей видимости, хваталась за любую действительную силу в этом великом государстве вне зависимости от прошлого или идеологий, связанных с таким прошлым.
В лагере фараона мы видим толпу нуворишей, происходящих из семей, ранее не обладавших влиянием, но поднявшихся до высоких позиций благодаря этой новой тенденции. С другой стороны, семьи старой знати, передавшие из поколения в поколение, от отца к сыну высшие должности в стране, во время революции исчезли из поля зрения. Это значит, что старая бюрократия, земледельческая и потомственная аристократия были на стороне жрецов Амона и что фараон был обязан найти среди новоиспеченных богачей по всей стране новых чиновников, которые не были бы традиционалистами в силу личного интереса и обычаев. Интересно, что армия, судя по всему, была на стороне фараона, хотя это стоило им преимуществ, связанных с агрессивной политикой, направленной на разрастание державы. Мы не сможем узнать, с чем было связано то, что военачальник Хоремхеб (фото 26а) поддерживал фараонов-революционеров – с профессиональной верностью солдата своему господину или с тем, что армия стремилась одержать победу над бюрократией и жрецами Амона. Принимая во внимание тот факт, что командующим армией, в частности самому Хоремхебу и его «коллеге» в правление XXI династии, удалось захватить трон, кажется, что политическая борьба была при этом важнейшим фактором
[233].
Другой политический фактор мог состоять в том, что существовали другие группы жрецов, завидовавшие внезапному и стремительному возвышению Амона и его жречества. Правда, это всего лишь догадка, поскольку доказательств этому почти нет. Выступить против Амона могли жрецы Ра из Гелиополя, древнего и когда-то главного храма Египта, возможно считавшие Амона надменным выскочкой. Ра был солярным божеством, и мы увидим в революционном поклонении солнцу элементы, похожие на характерные для культа Ра. Однако это не является явным доказательством того, что жрецы в Гелиополе провоцировали нападки на Амона. Они могли быть просто самодовольными наблюдателями его временного упадка или даже могли сами испытывать трудности, как и он, хотя и в меньшей степени. Если древний храм в Гелиополе и играл какую-либо роль в данном процессе, то он мог быть лишь одним из составляющих, полностью находившимся на стороне древней традиции, сторонники которой были настроены против изменений в государстве; но мы не обладаем достаточными знаниями для того, чтобы утверждать, что все происходило именно так.
