Подобная дисциплина отнимала всю радость жизни. Сногсшибательная беззаботность и жажда жизни исчезли из текстов, как и со стен гробниц. Отныне смерть стала считаться освобождением от духовной пустоты мира. Аменемопе сказал со вздохом: «Как весел тот, кто добрался до Запада, если он в безопасности в руке бога»
[403].
Артерии Египта иссыхали, и форма в культуре все больше вытесняла содержание. Началось ревностное соблюдение ритуалов и обрядов, ставшее постоянным занятием для рук и уст людей, у которых отняли свободу творчества. В конце эпохи Нового царства и в Поздний период стали активно развиваться и пользоваться популярностью колдовство, различные разновидности защитной магии, демонология, поиски знамений и обращения к оракулам. Постоянно занятые уже установленными формами, египтяне могли забыть, что им стало недоступно индивидуальное самовыражение. Можно было не обращать внимания на то, что чистый снаружи кубок пуст.
Античные авторы нарисовали весьма любопытную картину египетской культуры. Хотя греки и видели египтян, они никогда не смогли бы их понять, поскольку их собственное мироощущение и культура значительно отличались от характерных для жителей долины Нила, а также потому, что Египет уже закуклился в собственном фальшивом прошлом. Греческие писатели делали множество ложных заявлений и часто неверно истолковывали то, что действительно видели. При этом, как правило, они довольно точно передают свое впечатление от египетской культуры, которая окаменела и сама неверно интерпретирует собственные лелеемые останки. Например, для ранней религии Египта не было характерно почитание животных. Термин «почитание» неточен, и его не следует применять, говоря о явлениях, происходивших до 1-го тысячелетия до н. э., когда исчезла поистине древнеегипетская религия, оставив после себя лишь пустую оболочку. В раннем Египте животные не были сакрализованы сами по себе. Напротив, единственное животное выбиралось, чтобы стать воплощением бога, подобным статуе, которая представляет собой лишь удобное место для того, чтобы он мог войти в нее и выполнять свои функции, но не имеет никакого сакрального значения без его присутствия. За животным, посвященным богу, нужно было ухаживать, его следовало уважать, но лишь как своего рода храм, и не более того. В позднем Египте произошло смешение формы и содержания, стал отправляться такой строгий и детализованный культ священных животных, что термин «поклонение животным» перестал быть голословным, и его содержание было правильно передано греками.
С другой стороны, античные авторы ошибочно приписывали египтянам веру в переселение человеческих душ после смерти в иные формы жизни, например животных
[404]. Это произошло из-за недопонимания представлений о возможностях и могуществе умершего, связанных с заупокойным культом. Умерев, египтянин становился ах, то есть «тем, кто наделен силой». Часть этой силы, которую можно получить только после смерти, состоит в способности принимать любой облик (лотоса, сокола или любого другого живого существа), какой умерший ни пожелает, что позволяло ему свободно передвигаться, вернуться на землю или просто получать удовольствие. Так, в Книге мертвых приведены магические заклинания для превращения в различных существ, но они были временными и подчинялись только воле умершего
[405]. Здесь ни в коем случае речь не идет о представлениях о метемпсихозе, согласно которым душа умершего немедленно переселяется в единственное животное и остается там до конца его жизни. Вера египтян в произвольный выбор форм для временного пристанища души была насколько непривычна грекам, что неудивительно, что последние неверно ее отразили, однако это может послужить предупреждением нам о том, что не следует слепо доверять их описаниям, основанным только на личных наблюдениях.
Хотя мы, таким образом, должны с известной осторожностью пользоваться наблюдениями греческих авторов, чей образ мысли настолько сильно отличался от египетского, что они так и не смогли добиться полного понимания этой культуры, а детали и разъяснения получали от египтян, которые сами давно утратили правильное восприятие собственной культуры ранних периодов, все же из античных текстов можно почерпнуть кое-что важное, например получить впечатление о народе, полностью посвятившем себя форме. Так, Геродот огромное внимание уделяет описанию ритуалов и обрядов, знамений и оракулов, что довольно точно соответствует той роли, которую ритуалы и магические практики играли в Египте Позднего периода
[406]. До позднего этапа эпохи Нового царства египтяне не знали о том, что общество может быть жестко разделено на социальные слои, жречество и военные могут иметь привилегированное положение, а записанные и систематизированные законодательные акты необходимо педантично исполнять
[407]. Однако начиная с этого периода данные явления играли все более важную роль. Сделав такое обобщение, мы можем проверить утверждения античных авторов и признать, что сами они были добросовестны, а содержащаяся в их сочинениях информация во многом точна.
Затем следует обратиться к описанию египтян, сделанному Геродотом, называвшим их самыми богобоязненными, и исполненному ужасающей пустоты: «Египтяне – самые богобоязненные люди из всех, и обычаи у них вот какие. Пьют они из бронзовых кубков и моют их ежедневно, при этом именно все, а не только некоторые. Они носят льняные одежды, всегда свежевыстиранные; об этом они особенно заботятся. Половые части они обрезают ради чистоты, предпочитая опрятность красоте… Египтяне проводят торжественные собрания не ежегодно, но довольно часто… Они почитают наказы своих отцов и ничего не добавляют к ним»
[408]. Здесь мы видим описание гладко отполированных роботов, без устали делающих торжественные жесты, но при этом их сознание и сердца совершенно пусты. Это правдивое изображение духовного вакуума, характерного для позднего Египта, из-за которого страна оказалась готовой к восприятию чужеземных веяний, монашества, а ее жители начали ждать конца света.
Аналогичную духовную пустоту описывает Диодор, рассказывавший о представителях последних египетских династий. Мы можем вспомнить древнюю догму о боге-царе, который являлся воплощением государства, чье слово было законом и который в своей божественности стоял выше всяких письменных предписаний. Вспомним, какой жестокий удар амарнская ересь и последующая борьба за власть нанесли этим представлениям о полновластном правителе и то, как фараон стал превращаться в заложника правящей олигархии. Теперь прочитаем о том, какие выводы Диодор Сицилийский сделал на основе «записей жрецов Египта»: «Во-первых, их цари вели жизнь совсем не похожую на жизнь прочих царствующих особ, вершащих дела по своему личному почину и произволению; каждый закон для них был установлен предписаниями, касающимися не только приемов и официальных встреч, но и обыденного распорядка дня и приема пищи… Были установлены определенные часы дня и ночи, в которые царь в любом случае должен был совершать – и не то, что ему захочется, но то, что предписано… И не только было установлено определенное время, чтобы осуществлять приемы или производить суд, но также чтобы прогуливаться, омываться, спать с женой, да и вообще, вся жизнь царя была расписана… И, поступая так по обычаю, они вовсе не впадали в гнев или расстраивались, – напротив, они почитали, что живут самой блаженнейшей жизнью. Ибо прочих людей они считали неразумно поддающимися присущим природе страстям и совершающими много такого, что приносит вред или подвергает опасности. А другие, зная, что, стремясь подражать образу жизни, избираемому мудрейшими из людей, они впадают в меньшие ошибки»
[409]. С какой же огромной высоты пал фараон, когда лишился сверхъестественного величия, которым он обладал в эпоху Древнего царства, способности быть добрым пастырем, полученной им в период Среднего царства, или сверхчеловеческой мудрости и мужества времен Нового царства! В государстве, где идеология по-прежнему монотонно возвещала о божественной природе фараона, жрецы, эти «благораумнейшие из людей», которые и правда были крайне осторожны, поняли, что божественная воля перестала проявляться.
