Но даже тут, вместо того чтобы подумать, понять и разобраться, эта маленькая дрянь посмела сбежать из дома.
Посмела!
Сбежать!!!
Сэндер мрачно посмотрел в стену.
Когда он найдет эту тварь, она пожалеет, что на свет появилась.
Куда она могла побежать? Скорее всего, к своей мамаше. Вот туда-то он и наведается…
И горе Аликс, когда он ее найдет.
* * *
Лесс ехал в столицу.
Копыта коня мерно выстукивали ритм по дороге, а в его голове звучало одно и то же слово.
Джин-джер, Джин-джер, Джин-джер…
Его девочка, его любимая, его…
Неужели он нашел то, что искал всю жизнь? Искал, не понимая, что именно ищет, вглядывался в лица проходящих мимо женщин, иногда останавливался чуть подольше, но потом понимал — не та! Нет, не та.
И со стоном разочарования двигался дальше.
Джин была совершенно иной.
Лесс иногда думал, что и в свете ее принимали именно благодаря ее инаковости. Странная, очень странная девочка. Не слишком красивая, но симпатичная, миленькая и приятная, только вот признанные красавицы рядом с ней меркли, благодаря ее характеру.
Очень теплому, доброму, открытому — она словно огонек в камине, так и хочется погреть руки у теплого пятнышка, посидеть, наблюдая за переливами света и цвета, и это занятие никогда не надоест. Он мог бы смотреть на нее бесконечно, мог бы разговаривать с ней, общаться, жить рядом — и ему не станет скучно или тоскливо. Рядом с ней никогда не бывает скучно.
У нее острый язычок, иногда злой, но жестокости она никогда не проявляет. Джинджер постоянно за кого-нибудь заступается, и ей это прощают, потому что даже самые строгие ревнители традиций видят: она не притворяется. Она просто такая изначально. Так живет, думает, дышит — и отнять у нее это качество не получится.
Неглупая, воинственная, иногда серьезная, иногда смешливая, как дитя, с самыми парадоксальными суждениями…
Иногда ее хочется обнять и защитить, а иногда…
Лесс даже себе не признавался, что Джин сама может защитить кого угодно, и его в том числе. Это ведь не женское качество! Совершенно не то, чего ждет мужчина от своей жены. А ждет он покорности, податливости, мягкости и уюта, чтобы чувствовать себя самым сильным и смелым, главным в семье, опорой и защитой.
Получится ли это с Джинджер?
Неважно!
Он все равно ее любит! И сделает ей предложение! И они проживут вместе много долгих счастливых лет, он-то знает…
Он, она, их дети…
Перед глазами поплыли и другие лица.
Мама Джинджер, разумеется, будет жить в Брайсе, его мать — с ними. Будут приезжать в гости сестры, будут смеяться и дружить домами дети…
Розовые мечты оборвала сволочная лошадь!
Гнусная скотина, заметив, что всадник чуть ослабил контроль, воспользовалась этим по полной программе. Сделала шаг, другой, споткнулась — и мечтатель полетел аккурат в придорожную канаву.
Видимо, это закон всех миров разом. Лето может быть сухим и теплым, может быть засуха, но вот в таком случае в канаве обязательно окажется грязь. В которой Лесс и уделался по самые уши.
Лошадь с интересом слушала его мнение о своей родословной, прядая ушами, но вины за собой не ощущала, как и любая урожденная скотина.
Размечтался тут, понимаешь!
* * *
Небольшая контора из тех, мимо которых пройдешь и не заметишь. Скромная коричневая вывеска, простенькая мебель, грязные окна — с улицы почти не видно, что происходит внутри, тяжелые занавеси.
За старым поцарапанным столом сидят двое мужчин — один типичный лавочник по виду. Лет сорока — пятидесяти, невысокий, кругленький, с уютной лысиной и брюшком, с роскошными пшеничными усами — его так и хочется представить в колпаке у печи или в лавке, расхваливающего фрукты. Опасность?
Да что вы говорите?! Какая опасность?
Оружие под одеждой?
Наверняка вы ошиблись! Это не нож, это… ложка! Такой милый человечек не может не быть чревоугодником. Коричневый костюмчик сидит на нем как родной, рубашка поблескивает кипенно-белыми манжетами, но в толпе на нем не остановится взгляд. Его даже описать сложно… круглое, уютное… как хлебушек из печи. Вот и все впечатления.
Второй собеседник поинтереснее.
Это явно мужчина — не бывает у женщин ни таких плеч, ни такого голоса, но лица разглядеть не удается: он с головы до ног закутан в плотный черный плащ, на руках — перчатки, на ногах — высокие сапоги. Лица не видно в тени капюшона, голос низкий, глуховатый…
Странный заказчик?
Но главное, что он деньги платит.
— Вы подготовили то, что я просил?
— Да, господин.
На стол между двумя мужчинами легла толстенькая кожаная папка.
— Здесь все, что вы желали знать о Кон’Ронгах.
— Замечательно. Сколько я должен?
— Еще семьдесят монет золотом, господин.
На стол мягко улегся кошелек.
— Здесь полторы сотни. Но вы меня никогда не видели и не знаете.
— Разумеется, господин! Даже если передо мной поставят десять человек, я вас все равно не узнаю. Позволено ли будет мне заметить, что, когда мы вновь встретимся в первый раз, я буду счастлив оказать вам услугу?
Из-под плаща доносится короткий смешок, человек явно оценил шутку.
— Я запомню.
С тем он и откланивается, унося с собой папку. Его провожает довольная улыбка пекаря.
Внешность — это часть образа, и сейчас маска снята. Кой там добрый дядюшка, кой там безобидный пухлячок. Деньги перебирает уже качественно иной человек — жесткий, расчетливый, умный, собранный…
Его нанимают в тех случаях, когда надо что-то узнать. Разнюхать, раскопать, разгрызть чужие тайны острыми клыками — и он выполняет свои заказы безукоризненно. Мало кто может его заподозрить — да вообще никто. Ему доверяются, многое рассказывают, не держат тайн — и он пользуется людьми в своих интересах.
А почему нет?
Люди его точно не пожалеют, да и вообще, если кто-то не делал другим зла, что сможет найти частный сыщик?
Ничего.
Честному человеку бояться нечего, так-то. А нечестному…
А кому сейчас легко?
Ему вот тоже тяжко. Жена, дети, родители — и все это на нем, все на нем… хорошо, когда клиент щедрый. Сегодня он добавит пятьдесят золотых на приданое старшей дочери. Пусть ей пока только тринадцать — не успеешь оглянуться, как заневестится.
Дети…
На что мы готовы ради них?
