Рука непроизвольно потянулась к подбородку, в поисках небольшого треугольного шрама, полученного в детской драке, но наткнулась лишь на нежную ребячью кожу, не знавшую не только бритвы, но даже юношеского пушка. Хм, лет пятнадцать-шестнадцать, да? У меня и в тот раз первые намеки на щетину появились лет в семнадцать. Эх, помню-помню, как завидовал своим одногодкам по этому поводу. Здесь, очевидно, дела обстоят так же… если это, конечно, мое тело.
Тряхнув головой, всмотрелся получше в свое отражение и вздохнул. Похож, очень похож… но не я. Нет привычных отметин-шрамов, большую часть которых я получил в шебутном детском возрасте, зато имеются иные, в немалом количестве, но самое главное – глаза. У меня всегда были серые с прозеленью зенки. Помнится, в детстве, когда я что-то выпрашивал у матери и доставал ее до печенок, она все фыркала, требуя, чтоб я своими болотами на нее не таращился. А у этого… тела глаза почти черные. Темные-темные. Непривычно.
Я передернул плечами. М-да, жилистый персонаж, я, помнится, хоть задохликом в этом возрасте не был, но, кажется, все же был похлипче. Или просто нескладней?
– Налюбовался? – Я аж подпрыгнул от неожиданности, услышав этот голос. Обернулся, окинул взглядом стоящего в дверях старика совершенно деревенского вида и вздохнул. Ну да, обстановка как бы намекает. Комната, в которой я очнулся, тоже не тянет на спальню в городской квартире.
– Да, – хрипло ответил я.
– Вот и ладно. Надевай портки, и идем за стол. Старая как раз обед собрала. Заморим червячка, потом поговорим… о разном, хех. – Усмехнувшись в седые усы, дед еще и поторопил, кивнув в сторону небольшого столика у кровати, на котором лежала стопка вещей: – Ну, так и будешь столбом стоять?
– Иду, – откликнулся я.
Тесемки-завязки… одевшись по деревенской моде эдак семидесятилетней давности, я прошлепал босыми ногами на выход из спальни и оказался в длинной комнате с огромной русской печью и лавками вдоль стен. Красный угол с потемневшими иконами под беленым потолком, массивный стол, за которым может разместиться немаленькая семья, домотканые половики-дорожки, низкие окна… старина так и прет изо всех щелей. Куда ж меня занесло-то, а?
– Садись, юноша, потом оглядишься. – Старик, уже устроившийся на лавке чуть ли не под самыми образами, указал мне на табурет и, не дожидаясь, пока я выполню «повеление», отвел взгляд куда-то в сторону. – Мать, скоро ты там? Мужики есть хотят!
– Потерпишь! – откликнулся из-за занавески женский голос, но почти тут же его обладательница выплыла в комнату. Высокая, статная, в годах уже, правда, но… волос черен, голос силен, да и движется совсем не по-старушечьи. Походка плавная, взгляд ясный. Ох и непроста «мать». Совсем непроста.
Звучно брякнул об подставку на столе пышущий жаром чугунок, тут же рядом оказались миски с соленьями и тарелка со свежими огурцами и помидорами. Мятая картошка со шкварками, ароматный домашний хлеб… от обилия притягательных запахов я чуть не подавился слюной. В животе голодно заурчало, и едва в руке моей оказалась ложка… Как там? Дела подождут? Вот-вот. Я и не подозревал, насколько голоден, оказывается.
Стучат о чугунок деревянные ложки, мы с дедом словно соревнуемся в скорости, а хозяйка только посмеивается, глядя на наш безмолвный спор, и ест не торопясь, даже с какой-то ленцой. Странная пара.
Отвалившись от стола и переглянувшись со стариком, мы одновременно поднялись из-за стола и, поблагодарив хозяйку за обед, потопали… ну, собственно, первым потопал дед, демонстративно покряхтывая и только что не хватаясь за спину, а я пошел следом за ним. Хлопнула дверь, и, миновав небольшие сени, мы оказались во дворе. Но не успел старый сделать и пару шагов от входа в дом, как под ноги ему с радостным лаем, вращая хвостом словно пропеллером, кинулся небольшой пес и тут же принялся прыгать вокруг хозяина, выпрашивая то ли подачку, то ли ласку. Потрепав собакина по холке, дед указал ему на меня: «Свой». Пес потянул носом воздух и, коротко тявкнув, исчез за какими-то кустами.
Усевшись на небольшой лавке под раскидистой яблоней, старик смерил меня коротким взглядом и, выудив из кармана кургузого пиджака расшитый кисет, принялся неторопливо сворачивать самокрутку. Молча… гад.
Поняв, что обещанная беседа откладывается на неопределенный срок, я, пожав плечами, огляделся по сторонам и, подхватив стоящий у стены дома чурбачок, уселся невдалеке от деда. Мне было о чем подумать и без разговоров.
Солнышко пригревает, в небе разливаются птичьи трели, а в моей многострадальной голове скользят странные мысли и не менее странные воспоминания, двоятся, разбегаются, сменяют друг друга, как в калейдоскопе. Так что сразу и не поймешь, где мои, а где… его… здешнего меня, то бишь шестнадцатилетнего оболтуса, без семьи и дома, невесть каким ветром занесенного в приазовские степи только для того, чтобы получить удар молнии во время ночевки на кургане. Знакомый финал…
– Как себя чувствуешь, Ероха? – Окутавшись сизым дымом, неожиданно произнес старик, выбивая меня из размышлений-воспоминаний.
– Голова побаливает, а так вроде бы ничего. – Пожал я плечами и тут же насторожился. Пусть память паренька пока и не открылась мне полностью, но в том, что он в глаза никогда не видел сидящего напротив меня старика, я был уверен. – А откуда вам мое имя известно?
– Так ты сам мне назвался, – усмехнулся дед. – Пока я тебя с кургана нес, ты раза три в себя приходил. Не помнишь?
– Нет. – Я осторожно покачал головой.
– Неудивительно. – Вздохнул мой собеседник. – Жар у тебя был такой, что старуха моя с ног сбилась, пока его не уняла.
– Я заболел?
– Простудился сильно, – кивнул дед. – Позавчера ливень был, думаю, под него ты и попал. Ну да ничего, сегодня-завтра еще может полихорадить, а там и выздоровеешь. Моя старуха первая лекарка в округе, и не таких болезных на ноги ставила. Да и ты парень молодой, крепкий. Выдюжишь.
– Да я уже сейчас себя неплохо чувствую, – признался я, прислушавшись к своему организму. И действительно, кроме небольшой головной боли, никаких недомоганий. Горло и легкие не дерет, слабости не чувствую, да и температуры вроде бы нет. Если прав дед насчет простуды, то его жена, действительно, кудесница. – А как я здесь оказался?
– Так говорю же, я тебя принес, – отозвался старик. – Ходил вчера за травами к курганам, там на тебя и наткнулся у погасшего кострища. Без вещей и одежды. Думаю, ты их просушить хотел, да сознание потерял, вот одежка от костра и занялась.
– Не помню. – Вздохнул я. – Как под ливень попал, вроде бы вспоминаю, как на курган взбирался, подальше от воды. А что потом было… нет, не помню.
– Ну и ладно. Оно не к спеху, – отмахнулся дед. – Оклемаешься, глядишь, оно и само вспомнится. А насчет вещей не переживай, мы со старухой поможем, чем сможем.
– Спасибо, – кивнул я и, чуть помедлив, спросил, мысленно укоряя себя за тормознутость: – Извините, а как мне к вам и вашей супруге обращаться?
