Мысли мелькали, сменяя одна другую, и я, кажется, подвис не меньше, чем на минуту, невольно заставляя девушку нервничать. Фоном проскользнул поток внимания вроде бы удалившейся в дом Рогнеды, также фоном я засек интерес и нервное ожидание, волны которого исходили от Светы, но именно ее взгляд, неотрывно следящий за выражением моего лица, расставил точки над «i».
– Ты просишь у меня прощения за то, что «променяла» мою дружбу на новых знакомых… – проговорил я, глядя в глаза девушки. – Но я этого не видел, Света. Да, мы перестали заниматься с тобой естествознанием, но зачем тебе было издеваться над собой, изучая то, что неинтересно? Новые знакомые? Так у любого человека всегда найдется куча друзей и знакомых, увлечения которых и даже темы общения вовсе не пересекаются, это нормально и совершенно естественно. Мы стали меньше общаться из-за прекращения занятий? А разве было бы лучше, если бы мы продолжили наши встречи, но уже через силу, по необходимости?
– Так ты не сердишься на меня? – с облегчением вздохнула Светлана.
– Совершенно верно, – кивнул я в ответ и прищурился. – А что касается твоего признания…
– Да? – Девушка встрепенулась, а в следующую секунду мои губы накрыли ее. Правда, поцелуй пришлось довольно скоро разорвать, а то со стороны дома, где затаилась Рогнеда, явственно потянуло угрозой.
– Я с удовольствием навещу тебя в Хольмграде, – прошептал я на ушко розовеющей Свете и, разомкнув объятия, поднялся с лавки.
– Уже уходишь, Ерофей? – с лукавой улыбкой промурлыкала моментально возникшая рядом хозяйка дома.
– Кхм, пожалуй… мне действительно пора, – пробормотал я, отвешивая Рогнеде неуклюжий полупоклон.
– Я провожу тебя к задней калитке, у ворот сейчас не протолкнуться, – кивнула женщина и повернулась к дочери. – А ты, дочка, присмотри за рабочими. Они сейчас должны заняться стеклом, боюсь, как бы не разбили чего при переноске.
– Ма-ам… – тихо, просящим тоном протянула Светлана, но сникла под суровым взглядом матери и, скомканно попрощавшись, исчезла из виду.
– Идем, Ерофей. – Проводив взглядом дочь, кивнула мне хозяйка дома, вновь подхватывая под руку, и потянула в глубь запущенного сада. До обещанной калитки мы дошли в полном молчании, и только когда скрипучая створка уже закрывалась за моей спиной, Рогнеда Владимировна «попрощалась»:
– Не вздумай играть чувствами моей дочери, чужак. Не прощу.
Я резко обернулся, но высокая, слаженная из плотно пригнанных друг к другу сосновых досок, дверь захлопнулась, отрезая меня от сада и дома Багалей. Стучать? А смысл? Если бы эта женщина хотела сказать что-то еще, не тянула бы до последнего. Смерив недовольным взглядом ни в чем не повинную калитку, я хмыкнул и, резко развернувшись на каблуках, потопал вверх по переулку, который должен был вывести меня прямо к трамвайной остановке.
Играть чувствами? Я не умею. Да, пока я не могу относиться к Светлане иначе, чем к девочке, но ей пятнадцать, почти шестнадцать, а девочки вообще растут быстро. И еще быстрее меняются их чувства. Сейчас я интересен Свете не в последнюю очередь потому, что на фоне сверстников смотрюсь старше и самостоятельнее. Но уже послезавтра она будет в столице, где таких, как я, десяток на пучок, и тот на пятачок. А через полгода, максимум год, Светик и вовсе думать забудет о провинциальном мальчишке, натаскакивавшем ее в ментальных манипуляциях. Останутся от ее и без того пока только зарождающихся чувств лишь теплые воспоминания, да и те могут оказаться слегка «подмороженными» финансовым вопросом. О, деньги это такая штука, что может даже самые нежные чувства обратить в прах, уж я-то знаю. Но в Хольмград на зимних каникулах загляну… проведаю своего «партнера по бизнесу», заодно гляну, что станется к тому времени с ее интересом.
Зачем я вообще повел себя подобным образом? Почему не отшил девчонку, раз уж она все равно уезжает к черту на рога? Эх, кабы я сам знал ответ на этот вопрос… может быть, прав волхв, и мне просто башню рвет? Юношеское умопомрачение, ага. Хотя если самого себя не обманывать, то придется честно признать: Света мне действительно нра… импонирует, но… возраст, черт его дери! Возраст! Эх, будь она хоть на пару лет постарше, я бы ее из рук не выпустил. А что? Умна, красива, смела и пока совершенно не умеет притворяться. Надеюсь, что и не научится, но… это, наверное, мечта из разряда несбыточных, к сожалению.
Выбросить из головы никчемушные раздумья меня заставил налетевший откуда-то сбоку вихрь, которым оказалась все та же Света, вырвавшаяся из-под крылышка матери и догнавшая меня почти у самой остановки. Догнала, закружила и, повиснув на шее, уткнулась носиком в грудь. Стоим, сопим, молчим. В смысле Света сопит, постепенно увлажняя мою рубашку невесть с чего появившимися слезами, а я… я молчу, обняв ее за плечи. И ведь совсем не хочется отпускать, честное слово. Р-романтика, чтоб ее!
Мысленно плюнув на все возможные неприятности, стер с лица девушки катящиеся по щекам слезы, поцеловал в алые, все еще дрожащие губы… и повел на прогулку. В парк у острога, что на острове Лучка.
Укрытые в сени огромных деревьев аллеи и шум свежего ветра в листве, кафе, наши перемазанные мороженым носы, долгие тени неожиданно быстро наступающего вечера, поцелуи под фонарями, смех и тихие разговоры, смысла которых моя память оказалась не в силах удержать… это был славный, совершенно замечательный день. И даже взгляд Рогнеды, которой я сдал дочь «с рук на руки», когда в небе уже давно горел звездный ковер, не смог испортить мне настроения… Прав волхв, тысячу раз прав. А я – идиот, забывший за своей «взрослостью» о маленьких радостях жизни. Что ж, как говорил один забавный персонаж: «был дурак, исправлюсь». И в Хольмград загляну обязательно.
Домой я вернулся в третьем часу ночи и, не пожелав будить давно спящего дворника, запирающего на ночь ворота арки, прошел в свою квартиру через лавку. Поднявшись по винтовой лестнице, я даже не стал включать свет в комнате. Стянул с себя вещи и, рухнув на спальник, уставился в смутно белеющий надо мной потолок. Только сейчас я понял, что ноги немилосердно гудят от долгой ходьбы, но даже этот факт еле сумел пробиться сквозь туман в моей голове. Это был не только славный, но и очень, очень долгий день. Я уже почти заснул, вспоминая все случившееся сегодня, от признания Светы до фырчания ее матери, когда воспоминание об одном из моментов обрушилось на меня словно ведро ледяной воды. «Не вздумай играть чувствами моей дочери, чужак». Чужак! Меня царапнуло это обращение. Она знает? Бийские, вытащившие меня с кургана, – не знают, а она знает! Откуда?!
Все розовые облака моментально выветрились из головы, и я, напрочь забыв об усталости и ноющих ногах, подскочил со своего «лежбища». Только навернув добрый десяток кругов по темной комнате, я смог хоть чуть-чуть начать соображать. Так дело не пойдет! Нужно прийти в себя и все хорошенько обдумать.
Замерев посреди помещения, я кое-как успокоил нервную дрожь и, угомонив бешено колотящееся сердце, нарочито медленным шагом отправился на кухню. Щелкнув медным рычажком, включил свет и, поставив на плиту чайник, принялся бездумно метать на стол немудрящий харч, найденный в холодильном шкафу. Остановился я, лишь когда на столе не осталось свободного места. Оглядев получившийся натюрморт, скривился и, тряхнув головой, принялся возвращать «лишнее» обратно в шкаф. Как бы голодно ни завывал неожиданно проснувшийся желудок, сожрать все, что мои руки только что извлекли на свет божий, мне было просто не по силам.
