«Да! – решил для себя рыцарь. – Так я и поступлю! И плевать на деньги! Главное сразу поставить такую сумму, которую по завтрашнему окончанию аукциона никто не сможет перебить! Тогда именно мое имя окажется вырезанным в самом верху жертвенного столба, а остальные, заплатившие за жертву, будут ниже! Быть может, тогда ко мне вернется удача и даже изменит свое решение сам Солнцеозаренный Хуицилихуитл Уеман, да высекут рабы…»
Из размышлений, в которые он погрузился с головой, Кисикохтенкатла вырвала резкая, обрывистая команда Ицтли, остановившего свою ламу и поднявшего вверх левую руку с разведенными в сторону пальцами. Рыцарь тут же подобрался, внутренне обрадовавшись. Ведь это был сигнал тревоги, а чутье на опасность его друга и Великого Воина, такого же, как и он сам, ни разу не подводило.
– Птицы и обезьяны на востоке встревожены, – произнес Ицтли, когда Кисикохтенкатл подъехал к нему сбоку и, приподняв забрало с клювом орла, вопросительно посмотрел на приятеля.
– Думаешь… контрабандисты? – спросил его рыцарь, медленно повернув голову в указанную сторону.
– Ну а кто же еще, – фыркнул старшина патруля. – Они, родимые. Мойлехуани!
– Что прикажете, Солнцевидевший? – тут же подскочил к всадникам один из младших воинов, неотступно пешими следующих за отрядом.
– Ты слышал?
– Так есть, Солнцевидевший!
– Проверь, – повелительно махнул Ицтли и, когда боец, повторив «Так есть!», бесшумной тенью растворился в зарослях, повернувшись к Кисикохтенкатлу, сказал: – Сейчас повеселимся и смоем в глазах Кетцалькоатля твою неудачу, мой друг.
После чего, порывшись в седельной сумке, достал золоченую круглую каменную плитку походного Воинского Жертвенного Алтаря с ликом божества и жреческим знаками, протянув ее приятелю.
Рыцарь только благодарно и довольно кивнул. Он даже и не думал, что и его друга, которому он последние дни так завидовал, тяготит его неудача на Празднике Солнца.
«Все-таки Ицтли – Великий Воин! – подумал Кисикохтенкатл. – Скорее всего, он скоро получит право подняться на еще одну, а то и две ступеньки пирамиды выше их всех!»
– А главное, наконец-то напоим свои мечи кровью врагов Империи Науа, во славу Солнцеозаренных и самого Кетцалькоатля!
– Так есть! – согласился приятель.
* * *
Любопытного аборигена, видимо почитающего себя за невероятно крутого Чингачгука, я заметил практически сразу же после того, как он занял свой наблюдательный пункт среди разлапистых папоротников и кустов, чем-то отдаленно напоминающих акацию. И дело даже не в «третьем глазе» или в том, что, на мой взгляд, передвигался он отнюдь не бесшумно, а веточки нет-нет да и подрагивали, довольно сильно демаскируя укрывшегося за ними человека.
Дело было в его обращенном на меня взгляде, полном неприкрытой ненависти, жажды крови и какой-то… жадности, что ли, который буквально ножом резанул меня сразу же, как только я попался на глаза этому непонятному наблюдателю. Признаться, для меня это было довольно новое ощущение, и не потому, что я ранее не мог чувствовать, когда на меня кто-то смотрит. Мог, все воины выше второго ранга и многие маги наделены подобной относительно бесполезной и даже раздражающей в обычных условиях способностью. Причем обычно ее целенаправленно притупляют и заглушают, потому как в наших условиях жизни в городах-мегаполисах можно свихнуться, если постоянно ловить на себе и распознавать сотни, а то и тысячи чужих взглядов в минуту, наполненных всем спектром эмоций, от безразличия до откровенной агрессии.
Да и вообще, подобные пассивные возможности одаренного человека – всего лишь механизм, выработанный годами эволюции, по большому счету являющийся своеобразной «защитой от дурака». Все равно от профессионального убийцы подобное «чутье» еще никого не спасало.
Современные ассасины и прочие «американские ниндзя» обычно обучены тщательно скрывать свой интерес к будущей жертве, ну а если уж у подобного специалиста не получается обуздать собственный темперамент, то на помощь ему всегда могут прийти довольно распространенные технические средства. Например, солнечные очки, те же авиаторы или хамелеоны, а также куча других приблуд, вроде тактических масок или цветных линз. В общем, все что угодно, лишь бы была хоть какая-то лишь частично прозрачная преграда между глазом и целью. Работало это, конечно, не идеально, и всегда оставалась вероятность проколоться, но никто и никогда не пялился так на свою цель, как делал это мой новый «приятель».
Ну да. Я для себя уже решил, что мы обязательно «подружимся» и непременно пообщаемся накоротке. Пусть даже этот душевный порыв и будет односторонним с моей стороны, и, скорее всего, очень не понравится туземцу. Ну а что поделаешь, надо же мне в конце концов выяснить, где я, и «parlez-vous français» здесь, или, может быть, шпрехают на порядком утомившем меня «дойче». Просто я фактически нижней полусферой чувствовал, что в тех ё… далеких далях, куда я каким-то образом попал, о великом и могучем даже не слышали. Зато наши европейские, как говорит император, «партнеры» в свое время очень любили колонизировать такие вот райские кущи, огнем и мечом насаждая среди туземцев разумное, доброе, вечное.
В предстоящем же знакомстве, как я надеялся, мне должен был помочь обнаруженный в сидоре мой же собственный лингва-модуль, с которым я летал в Либерократию и блок памяти которого оказался буквально под завязку забит языковыми пакетами. Так что, скорее всего, мы найдем общий язык, ну а если нет, то все равно что-нибудь да придумаем.
Главное не спугнуть раньше времени моего будущего приятеля. В идеале, конечно, лучше всего было бы, если бы он сам вышел из кустиков и добровольно рассказал мне все, что я хотел бы от него услышать. Быть может, тогда я бы даже подарил ему, например… вот эти вот безвкусные стеклянные бусы, целую связку которых нашел на самом дне сидора. Впрочем, что-то подсказывало мне, что «мосты дружбы» придется наводить силовыми методами…
Впрочем, я пока ничего не предпринимал, продолжая изображать из себя ничего не замечающего вокруг туриста. Пусть парень, а точнее мужик, потому как абориген был явно старше меня, успокоится. Авось будет посговорчивее.
Закончив инспекцию имеющихся у меня вещей, я аккуратно укладывал их обратно в сидор, периферийным зрением наблюдая за гостем. Наконец, завязав горловину и скатав спальник, повесил вещмешок за лямки на руль мотоцикла и, вскрыв навесной кофр байка, вытащил оттуда один из имеющихся у меня сухпаев.
Еда – лучший способ завести знакомство с дикарями, а то, что внимательно наблюдавший за мной человек относится именно к этой довольно малочисленной по нынешним временам категории населения планеты Земля, я уже успел рассмотреть. Кто бы еще стал носить голову какого-то животного, украшенную разноцветными перьями, вместо шляпы… Ну не на кровожадного ролевика-реконструктора первобытной жизни же я нарвался на самом-то деле? Впрочем, было у меня и то, чем можно приманить и эту категорию граждан, благо в кофре имелось аж две полуторалитровых бутылки водки «Императорка. На березовых бруньках».
