Дальнейшие события показали, что этот разрыв, хотя и произошел достаточно мирно и спокойно, развел побратимов навсегда, стал поворотным этапом в их судьбах. Именно после этого разрыва поведение и поступки Жамухи становятся, по меньшей мере, странными, внутренне противоречивыми, трудно объяснимыми. Действительно, почему Жамуха, который отделился от анды-побратима Тэмужина, ибо вроде бы претендовал на престол хана всех монголов и даже всемирного владыки, вдруг выступает против своих потенциальных союзников, которые могли помочь ему в достижении его цели, более того, сообщает в самый критический момент своему побратиму численность и расположение войск его противников или повергает их «психологической обработкой» в страх и сомнения, что в конечном счете привело врагов Чингисхана к краху? Все это наводит на мысль о том, что Жамуха, возможно, и не помышлял серьезно бороться с Чингисханом за власть, но специально, удалившись от него и распознав замыслы и человеческие качества его врагов, приближал их к себе, дабы избавить анду-побратима от коварных временных союзников. Можно предположить, что ставшие в детстве побратимами Чингисхан и Жамуха уже позднее, предчувствуя, что одному из них суждено будет встать во главе борьбы за создание единого монгольского государства, «тайно поклялись» друг другу в том, что ради достижения этой цели каждый из них будет готов пожертвовать честью и даже жизнью. И, поклявшись в этом, они разошлись как «заклятые враги», тем не менее тайно всячески поддерживали друг друга…
Однако более правдоподобной нам представляется другая версия. Когда сила и влияние Жамухи росли, он не мог себе представить, что однажды его побратим — всеми отвергнутый и попранный Тэмужин — воспрянет силой и духом и станет его главным соперником в борьбе за общемонгольский ханский престол. И как только ему стали видны первые признаки этого возрождения, он поспешил отдалиться от Тэмужина, дабы достичь своей цели первым. Но со временем Жамухе становится ясно, что события развиваются в пользу его побратима, и замышлявшееся им дело объединения всех монгольских племен осуществляется отнюдь не по его сценарию. И тогда, желая, хоть и с опозданием, внести свой вклад в это великое дело, Жамуха начинает тайно помогать Чингисхану, формально оставаясь в стане его противников. Когда же чаша весов в борьбе за единоличную власть над всеми монголоязычными племенами окончательно склонились в сторону Чингисхана, а сам Жамуха был предан и сдан своими же нукерами бывшему побратиму, барская гордыня, нежелание еще большего позора не позволили Жамухе вымаливать у Чингисхана жизнь за оказанную анде-побратиму помощь, которую последний признавал; Жамуха предпочел почетную смерть, нежели до конца своих дней коптить небо в тени славы Чингисхана. Как бы то ни было на самом деле, Жамуха остается самым удивительным и трагическим героем «Сокровенного сказания монголов», а его судьба — одной из многих неразгаданных тайн этого памятника.
Сказав лишь об одной из загадок этого памятника, хотелось бы еще раз подчеркнуть и то, что не вызывает никаких сомнений: центральная идея «Сокровенного сказания монголов» заключается в том, что его автор, (или авторы) желал правдиво и художественно выразить стремление наших далеких предков покончить с раздорами и междоусобицами и прийти к единству и согласию всей монгольской нации, показать, как в жестоких противоречиях и кровавой борьбе из многочисленных, разрозненных монгольских племен и родов создавалась могущественная монгольская держава. Именно этому периоду жизни и деятельности Тэмужина-Чингисхана отведено в «Сокровенном сказании монголов» главное место. При этом заметим, что не всякое деяние Тэмужина-Чингисхана поддается объяснению с точки зрения современных понятий о благочестии, гуманности, этике. Действительно, как писал Проспер Мериме в своем предисловии к «Хронике царствования Карла IX», «поступки людей XVI века не следует судить с точки зрения понятий XIX века»[6]. И прославленный русский ученый, академик Б. Я. Владимирцов, говоря о необходимости взвешенной оценки деяний Чингисхана, указывал нам, людям XXI столетия, практически на то же самое: «…Чингисхан был сыном своего времени, сыном своего народа, поэтому его и надо рассматривать действующим в обстановке своего века и своей среды, а не переносить его в другие века и другие места земного шара»[7].
* * *
В течение шести столетий, прошедших с начала научного изучения «Сокровенного сказания монголов»[8], благодаря усилиям ученых, переводчиков Китая, России, Монголии, Англии, Америки, Австралии, Венгрии, Франции, Германии, Чехии, Польши, Турции, Болгарии, Японии и других стран, исследование этого классического памятника монгольской истории и литературы превратилось в самостоятельную дисциплину монголоведческой науки[9].
В истории изучения «Сокровенного сказания монголов» есть четыре наиболее трудных для решения, но, можно сказать, в основном все же разрешенных проблемы:
1) о годе создания памятника;
2) о названии и структуре памятника;
3) об авторах памятника;
4) о тексте оригинала памятника.
Все указанные выше проблемы (в особенности первые три) взаимосвязаны: от того, как решается одна, зависит решение другой.
Итак, проблема года создания памятника. Глава Российской духовной миссии в Пекине П. И. Кафаров (архимандрит Палладий)[10], открывший и познакомивший ученый мир за пределами Китая с этим памятником[11], а вслед за ним ученые Н. Мичиёо [12], Ш. Хаттори[13], Ш. Ивамура[14] (Япония), Э. Хениш[15] (Германия), Ц. Дамдинсурэн[16] (Монголия), С. Козин[17] (Россия), П. Поуха[18] (Чехия), Баяр[19] (Китай), почти не учитывая сведения колофона памятника и считая его единым произведением, утверждают, что год создания памятника — 1240-й (год Мыши). Для этих ученых особо важными были сведения из биографии Угэдэй-хана, о котором говорится в конце памятника, а также то, какой год Мыши приходится на конец его правления.
Другие ученые стремились найти в тексте памятника факты, отображающие события, имевшие место после 1240 года, и, приводя собственные доводы, называют другие даты создания памятника: Р. Груссе[20](Франция) — 1252 год; Г. Ледьярд[21] (США) — 1264 год; А. Уэйли[22] (США) и Г. Дорфер[23] (Германия) — 1276 год. Таким образом, год создания «Сокровенного сказания монголов» отодвигался на последующие (согласно двенадцатилетнему циклу) годы Мыши, и, как нам известно, японский ученый М. Мураками[24], исходя из некоторых сведений колофона, даже полагал, что годом составления памятника является 1324 год — год Синей мыши.
На первом этапе изучения текста памятника решение вопроса о годе его создания было значительно затруднено тем, что преобладала точка зрения, согласно которой он рассматривался как единое, цельное произведение. Однако, судя по структуре и стилю памятника, нет оснований полагать, что он был составлен единовременно, так сказать, на одном дыхании. И потому вопрос о годе создания памятника следует рассматривать вместе с его структурой, при этом внимательно изучив сведения, содержащиеся в колофоне. А в нем мы читаем следующее: «В месяц дождей года Мыши, когда сошлись все на Великий хуралдай и стали ставкой на Худо арале, что на Керулене, в долине между Долон болдогом и Шилхинцэгом, сказание свое мы завершили» (ССМ, 2001,242).
