«…ибо из всех законов Природы, возможно, самый замечательный
— выживание слабейших».
Владимир Набоков
Глава 1
После бесконечной слякотной зимы с тяжелыми снегопадами,
после апрельских заморозков и унылых майских дождей в Москву наконец пришло
настоящее лето. Июнь начался ярко, жарко, и каждый солнечный день казался
праздником. Ночами гремели грозы, но к рассвету не оставалось ни облачка,
восторженно кричали воробьи и сверкающие капли сыпались с деревьев.
В маленьком дорогом кафе в одном из тихих переулков
неподалеку от Таганской площади впервые решились выставить три столика на
открытую веранду, окруженную старыми липами. Кафе открывалось в полдень, и
ровно в полдень явился первый посетитель — мужчина в белом летнем костюме. Он
выглядел больным и помятым, словно провел бессонную ночь и утром не умывался.
Переулок был залит солнцем, внутри кафе казалось темно. Посетитель
тревожно огляделся, и метрдотель в бабочке предложил ему пройти на веранду.
Посетитель кивнул, выбрал столик у ограды и упал на стул так тяжело, что
хлипкие алюминиевые ножки подкосились. Если бы не решетка за спиной, он
непременно бы рухнул на плиты и расшиб голову. Но решетка спасла, мужчина
вскочил, его качнуло, и тут же к нему подлетел испуганный официант.
— Вы не ушиблись? — спросил он, придержав посетителя за
локоть и заглянув в глаза. Официанту показалось, что гость пьян, ноздри его
затрепетали, профессионально принюхиваясь. Но пахло только хорошим одеколоном.
Льняной костюм был измят и несвеж, однако выглядел дорого, и ботинки не
вызывали сомнений. Официант всегда сначала нюхал подозрительных посетителей,
потом смотрел на обувь.
— Мне надо сесть. Стул сломан, — произнес гость тяжелым
отрывистым басом.
— Вот, пожалуйста, присаживайтесь, — официант пододвинул ему
другой стул и смахнул с белоснежной скатерти невидимые крошки. Гость уселся,
задрал рукав и взглянул на хорошие швейцарские часы.
Безусловно, посетитель был приличным человеком, но все-таки
выглядел странно.
Есть известная детская игра, когда один рисует голову,
другой туловище, третий ноги, потом разворачивают листок и смотрят, что
получилось. Человек в белом костюме состоял из таких, вслепую нарисованных
частей. Голова его была слишком велика для хрупкой шеи, узкие худые плечи никак
не соответствовали увесистой нижней части туловища, которая, в свою очередь,
контрастировала с журавлиными ногами и широкими плоскими ступнями сорок пятого
размера. Светло-желтые волосы, несмотря на тонкость и мягкость, упрямо торчали
в разные стороны, как перышки мокрого цыпленка. Круглое лицо, украшенное
маленьким упругим носиком и большими, выпуклыми шоколадными глазами, сохранило
детские пропорции, и если бы не тяжелый, почти стариковский бас, можно было бы
принять его за нездорового сонного подростка.
Тени дрожащих липовых листьев падали на скатерть, осыпали
костюм, лицо и руки посетителя крупной нервной рябью, и оттого казалось, что
человека колотит лихорадка. Не раскрывая книжки меню, он рявкнул громко и
грубо:
— Кофе!
— Эспрессо? Капучино? По-восточному? — ласково уточнил
официант.
— По-восточному. Крепкий и сладкий. — Мужчина вдруг вскочил
как ошпаренный и закричал:
— Лиля! Я здесь!
Официант оглянулся. На веранде появилась женщина лет
тридцати пяти, маленькая аккуратная блондинка в бело-розовом платье. Легко
процокали острые каблучки белых туфель, пахнуло жасмином, и официант отметил
про себя, что дама пользуется старомодными, но приятными духами «Диориссимо».
— Привет, — сказала блондинка, бережно расправила платье и
села напротив мужчины. Светлые брови сдвинулись, уголки свежего пухлого рта
опустились вниз, приятное круглое лицо стало напряженным. Было заметно, что она
совсем не рада встрече. Официант вернулся к столу и вопросительно взглянул на
женщину.
— Лиля, что тебе заказать? — Мужчина оскалил в улыбке
прокуренные крупные зубы.
— Ничего. Просто стакан воды. Минеральной, без газа.
— Может, кофе? — предложил официант.
— Спасибо, не надо.
— Вот, я принес тебе, чтобы ты посмотрела, где я работаю, —
пробормотал мужчина. Он принялся неловко рыться в мягкой кожаной сумке и
наконец извлек глянцевый толстый журнал. На обложке под кровавым названием
«Блюм» извивалась обнаженная лысая девушка, отлитая из ртути.
— Спасибо. — Блондинка машинально пролистала страницы и
вдруг замерла, вскинув на мужчину светло-серые прозрачные глаза. В руках у нее
был белый плотный конверт, который она обнаружила между страницами. — Что это?
— спросила она грозно.
— А ты открой, посмотри, — лицо его растянулось в глупой
улыбке.
Блондинка заглянула в конверт, тут же бросила его на стол и
резко встала:
— Все, нам не о чем разговаривать.
— Лиля, подожди, ты что?! — испугался он и схватил ее за
руку. — Ну на фига ты выпендриваешься, а? Тебе бабки не нужны? Или, может,
мало? Ты хотя бы посчитай.
— Во-первых, разговаривай со мной по-человечески, тебе не
пятнадцать лет. Во-вторых, убери это, на нас смотрят, — она покосилась на
официанта, которой замер у столика с бутылкой воды на подносе.
— Сядь, пожалуйста, очень тебя прошу, сядь. Ты разве не
видишь, как мне плохо? — жалобно простонал мужчина.
— Тебе всегда плохо, — сердито заметила блондинка, но
все-таки села. — Я тебя внимательно слушаю. Зачем ты меня сюда пригласил? — Она
уставилась на него в упор, от напряжения глаза ее стали совсем прозрачными.
— Это я тебя слушаю, — он закашлялся, лицо налилось кровью,
— объясни, будь добра, почему я не могу прийти? — пролаял он, схватил салфетку
и шумно высморкался.
— Потому, что я тебя не приглашаю, — с вежливой улыбкой
ответила женщина.
Мужчина шлепнул на стол пачку «Мальборо» с ментолом, долго
не мог вытащить сигарету и прикурить. Каждое его движение казалось слишком
резким и неловким. Он либо сильно нервничал, либо был болен, а возможно, и то,
и другое. Блондинка, напротив, выглядела человеком здоровым и спокойным.
— Но я хочу прийти, — произнес он, затягиваясь и выпуская
дым из ноздрей, — это же бред, Лиля! Что значит, ты не приглашаешь? Мы взрослые
люди.
— Это ты взрослый? — Она засмеялась, сверкнув мелкими
белоснежными зубками. — Ты взрослый? Ой, я тебя умоляю…
— Не вижу ничего смешного. Я уже купил подарок, и вообще, ты
не имеешь никаких прав, по документам ты никто.
