— Мне ее приятели чуть руку не сломали, и я еще буду извиняться?!
— крикнул толстяк. — Я вот сейчас в поликлинику обращусь, там сделают рентген,
может, вывих у меня или вообще перелом, почему я должен извиняться? Безобразие!
— И все-таки вы извинитесь, гражданин, — металлическим
голосом произнес дежурный. — А насчет перелома и вывиха, это вряд ли. Больно уж
резвый ты для перелома, — добавил он еле слышно, — вместо того чтобы
по-человечески прощения попросить, права здесь качаешь.
— Вы мне не тычьте! Да я… да вы… безобразие! И не буду я
извиняться, нечего мне извиняться! — бормотал толстяк, сгребая со стола свое
хозяйство.
Старуха тоже извиняться не собиралась, подняла такой визг,
что ее вывели на улицу под руки, и долго еще у всех звенело в ушах.
— Я могу идти? — тихо спросила Ксюша. — Верните, пожалуйста,
мой паспорт.
— Ксения Михайловна, что у вас случилось? Почему вы кричали
и звали на помощь? — спросил кто-то у Ксюши за спиной.
Она обернулась и увидела молодого человека в форме с ее
паспортом в руках.
— Верните, пожалуйста, паспорт. Мне надо идти, — произнесла
она, чувствуя, что сейчас опять заплачет.
— Капитан Мельников, — представился молодой человек. —
Паспорт, пожалуйста, возьмите, но я попрошу вас задержаться и ответить на
несколько вопросов. Не волнуйтесь, это не займет много времени.
* * *
Олег валялся на тахте в столовой перед телевизором, рядом на
полу стояла пепельница, наполненная окурками. Раиса застыла в дверях, скрестив
руки на груди. Было так накурено, что у нее запершило в горле и слезы
выступили.
— Хоть бы окно открыл, проветрить, — сказала она
откашлявшись. — Есть будешь?
— Нет.
— Может, чаю выпьешь? — Она прошла через столовую, с треском
распахнула окно.
— Отстань, а? И закрой, комары налетят.
— Ничего, я сейчас спиральку подожгу. Ты бы жене позвонил,
нельзя же так, в самом деле. Устроил здесь бардак, прости Господи, девок
пригласил неприличных. Ну какая нормальная жена такое вытерпит? Другая на ее
месте тебе бы глаза выцарапала, вот что. Позвони, попроси прощения.
— Обойдется, — рявкнул Олег и закурил очередную сигарету.
— Чего ж ты женился на ней, если совсем не любишь?
— Слушай, ну что ты ко мне пристала? — Олег резко сел,
спустил на пол ноги в грязных носках. — Что ты душу из меня тянешь, а?
— Не ори! Я живой человек, не могу все время молчать и
обслуживать вас, как робот! Мне ребенка жалко, и, между прочим, не только Машу.
У тебя, Олег, есть еще одна дочка, ей сейчас уже лет четырнадцать. Ее Оленька
родила, а ты небось и не видел ее ни разу в жизни. Я, старая дура, хоть и не
виновата в этих ваших грехах, а все равно чувствую себя сволочью последней,
потому что столько лет молча наблюдала и не вмешалась ни разу. — Она выпалила
это на одном дыхании, покраснела и зажала рот ладонью.
Несколько секунд Олег молчал, глядя на Раису с такой тупой
тоской, что она испугалась. Вдруг из-за ее срыва он, обалдуй несчастный,
что-нибудь с собой сделает? Дрыхнет целыми днями, валяется на тахте, курит так,
что все вокруг насквозь провоняло дымом. Это не просто безделье, это что-то
психическое у него, депрессия, похоже.
— Пятнадцать, — произнес он наконец и слабо, странно
улыбнулся.
— Что? — тревожно переспросила Раиса.
— Люсе шестого числа исполнилось пятнадцать лет.
Раиса раскрыла рот и тяжело опустилась на стул. Олег загасил
недокуренную сигарету и нечаянно опрокинул пепельницу на пол. Раиса охнула,
сорвалась со стула, выскочила из столовой и вернулась через минуту с веником и
совком.
— Смотри, какая ты у нас дрессированная, — усмехнулся Олег.
— Здорово матушка тебя воспитала. Она умеет. Не обижайся, я тоже
дрессированный.
— Ноги подними, мешаешь. И носки надень Другие. Нету, что
ли, целых и чистых? Вон, три шкафа барахла. Так ты видишься с ней, с
девочкой-то? А что Оля? Как она поживает?
— Оля никак не поживает, — ответил Олег механическим
голосом. — Она умерла.
— Ой, батюшки! Давно? — Раиса смела окурки, выбросила в
камин, потом, встав на четвереньки, принялась тряпкой оттирать остатки пепла.
— Да ладно тебе, перестань, сядь. Ольга умерла давно, больше
десяти лет назад.
— Что, болела? — Раиса села на край тахты с тряпкой в руках.
— Вроде того. — Олег криво усмехнулся. — Из окошка
выпрыгнула.
— Из окошка? — вскрикнула Раиса. — Надо же, вот ведь
говорят, если человек пугает, никогда этого не сделает.
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что я как-то сняла ее с открытого окошка,
беременную. — Раиса поджала губы. — Знаешь, что она мне сказала тогда? Я на всю
жизнь запомнила. Она сказала, что хозяйка ее ненавидит и все равно убьет, так
лучше уж она сама. Вот так. А еще раньше была история. Электрический фен упал в
таз с водой, когда Ольга свитер твой стирала. Как будто случайно. Нет, ну
конечно случайно, что я говорю?
— Фен, значит. Электрический. И в розетку был включен, да?
Смотри-ка. — Олег подмигнул. — В каждой шутке есть доля шутки. Матушка, правда,
ненавидела ее. Она убедила себя и отца, что это Оля посадила меня, чистого
мальчика, на иглу. Как будто не знала, что к тому времени я уже баловался
всякими индийскими травками, покуривал марихуану и анашу, просто из творческого
любопытства. Оленька сначала панически боялась наркотиков, но я внушил ей, что
в них нет ничего страшного. Если она не попробует настоящего кайфа, мы никогда
не поймем друг друга. А она меня любила, дурочка. Между прочим, из всех баб
только она одна и любила меня по-настоящему. Мы перепробовали все, и
остановились на ЛСД.
— На чем остановились? — заморгала Раиса.
— Наркотик такой. ЛСД называется, — улыбнулся Олег.
— Погоди, Олежек, ты наркоман, что ли? — Раиса осторожно
погладила его по руке. — Бедненький, это ж не лечится. Это медленная,
мучительная смерть, я вот передачу смотрела, там показывали наркоманов, кошмар,
полная инвалидность к тридцати годам, и СПИД у них часто бывает, ты-то как,
соблюдаешь осторожность?
Олег уставился на нее воспаленными выпуклыми глазами и вдруг
дико, страшно засмеялся. Тело его дергалось, брызнули слезы, наконец,
справившись с собой, он спросил сиплым, сорванным голосом:
— Ты придуриваешься или серьезно? Ты что, правда не знала,
что я наркоман? Двадцать пять лет практически живешь у нас, все у тебя на
глазах, и ты не знала?
