— Прекрати! — рявкнула Света. — Прекрати сейчас же, на нас
смотрят!
На них действительно смотрели торговки матрешками и
павловскими платками, уличные музыканты, художники, скупщики золота. Арбатская
публика по достоинству оценила маленький спектакль. Ира, чувствуя зрительское
внимание, разыгралась еще вдохновенней:
— Дайте, дайте тысячу долларов моим голодным малюткам! Люди
вы или звери? Пожалуйста, ради Бога, тысячу баксов!
Получалось смешно и страшно. Первой засмеялась торговка,
вслед за ней музыканты и художники. Только скупщик золота глазел на
представление с каменным лицом. Несколько прохожих остановилось, потихоньку
собиралась небольшая толпа. А натуральная нищенка между тем гнусавить
перестала, быстрым движением вполне зрячего человека достала из кармана пиджака
темные очки, звякнула мешком с мелочью и рванула к ближайшему переулку.
— Я была чистой девочкой, свежей, как роза! Он, гад
паршивый, отнял у меня мою святую чистоту! Я могу назвать его имя, все знают
его имя, но тогда он наймет киллеров! Он занимает высокий пост и боится
разоблачений! Люди, спасите моих детей! Я слепая от рождения, но его, гада,
определила на ощупь. Люди, дайте мне тысячу баксов, ну пожалуйста, умоляю вас!
Моим деткам нужны витамины, белки, жиры, углеводы, иначе они родятся маленькими
злыми дебилятами, а когда вырастут, будут угрозой для общества, для ваших
детей! Помогите своим детям, господа, дайте бедной беременной девушке тысячу
баксов. Всего одну косушку зеленью, ну разве для вас это деньги?
Света поразилась, откуда у ее худенькой сестренки взялось
такое выпуклое пузо. Публики собиралось все больше, и кто-то уже лез в карман.
Не было под рукой шапки, чтобы положить под ноги. Вполне возможно, Ире за ее
концерт насыпали бы рублей тридцать, а то и больше.
Между тем сквозь толпу прорвался маленький дедок в холщовой
кепке. Сморщенная лапка с траурными когтями крепко вцепилась в белое платье
Иры. А из переулка, в котором исчезла убогая героиня Ириной блестящей
импровизации, не спеша выплыли два молодых мрачных амбала в шортах и боксерских
майках. За ними, животом вперед, семенила беременная в темных очках. У входа в
гриль-бар маячила мощная фигура охранника.
— Милиция! Уберите мерзавку! Над нищей женщиной издевается!
Над горем человеческим глумится! Арестуйте ее! — орал дедок в кепке, брызгая
слюной.
— Ирка, дура, линяем, быстро! — Света схватила сестру за
локоть и потянула так сильно, что обе едва удержались на ногах.
Справа наступали амбалы, покровители нищенки, слева
показалась пара милиционеров. Девочки кинулись в толпу, Ира, продолжая
изображать слепую, упала на зазевавшегося прохожего. Это был пожилой
иностранец, он вежливо поддержал Иру, она обняла его и зашептала:
— О, дарлинг! Сенкью! Ай лав ю! У Светы пересохло во рту. Ее
сестренка, вместо того чтобы убегать, чуть ли не целовалась с обалдевшим
иностранцем, и дело могло закончиться отделением милиции. За что, не важно.
Все знают, что на Арбате куплен каждый квадратный сантиметр.
Не только торговцы, скупщики художники, но и нищие платят милиции, имеют свою
бандитскую крышу. Невинный Иркин спектакль может обернуться неприятностями. За
кого бы ее ни приняли, за натуральную нищенку или за артистку легкого жанра, она
в любом случае кому-нибудь здесь конкурент. А конкурентов не щадят.
— С ума сошла! — Света оттащила сестру от иностранца.
Милиционеры почему-то сначала решили проверить документы у дедка в кепке.
Наверное, потому, что он продолжал орать и материться на весь Арбат.
Сестричкам хватило минуты, чтобы нырнуть в переулок. Бегали
они на своих мягких пружинистых платформах чрезвычайно быстро, петляли по
переулкам и проходным дворам, уже через пять минут оказались на Гоголевском
бульваре и окончательно скрылись в метро. Они даже не успели понять, гнался ли
кто-нибудь за ними. Доехали до Чистых прудов, вышли, уселись на лавочку на
бульваре, закурили. — Ты соображаешь, что творишь? — тихо спросила Света.
— А что я творю? — Ира пожала плечиком и засмеялась. — Классный
получился спектакль. Всем было весело.
— Ага, вот замели бы нас в ментовку или просто избили. Было
бы очень весело.
— За что? — Ира округлила глаза. — За что, Дяденька? Мы
хорошо себя вели, никого не трогали, — она опять играла, канючила тоненьким
жалобным голоском. Свете захотелось ее ударить.
— Слушай, Ирка, в последний раз предупреждаю, если ты не
прекратишь свои штучки, я… — Она понятия не имела, что сделает, и от этого
завелась еще больше:
— Ну какого хрена ты все время выдрючиваешься? Ты понимаешь,
чем это может кончиться? Рано или поздно наши узнают, что ты творишь, и в город
нас больше не выпустят. Нельзя привлекать к себе внимание, нельзя, Ирка, быть
кретинкой, если тебе на себя плевать, обо мне подумай.
— Терпеть не могу, когда ты так со мной разговариваешь.
— Как хочу, так и разговариваю. Я старшая.
— Подумаешь! — Ира закатила глаза и презрительно фыркнула. —
Старше всего-то на полчаса. Между прочим, наша драгоценная мамочка могла сто
раз перепутать. Теперь уж не спросишь. Ладно, пошли. Жрать хочу, умираю.
— Она могла, а я нет, — выпалила Света, вскакивая со
скамейки, — все помню, как сейчас. Мы с тобой долго в проходе толкались,
спорили, чуть не задохнулись. Но ты все же уступила.
— Ага, конечно! Просто ты мне врезала ногой в пузо, и
вперед, с песней. Думаешь, я не помню? Век не забуду!
— Что ты можешь помнить? Что? Ты не дышала, когда родилась,
тебя еле откачали!
— Правильно. Все потому, что у меня сестра эгоистка! Ты меня
объедала, ты была тяжелей на целых двести грамм!
Света присвистнула и покрутила пальцем у виска. Ира сделала
то же самое, и обе тихо рассмеялись. К ним тут же подскочили сразу четверо
молодых людей и попытались вежливо выяснить, что их так насмешило, свободны ли
они сегодня вечером и не хотят ли отправиться прямо сейчас на пляж в Серебряный
бор.
— Нет, мальчики, нет, — заливаясь смехом, Ирина помотала
головой, и сестры ускорили шаг. Мальчики отстали.
— Кончай ржать, — отрезала Света, и лицо ее моментально
стало серьезным, — приведи себя в порядок. И учти, еще раз сорвешься, завтра
останешься дома.
— Да че ты, в на-атуре, Свет, прям ваще, деловая! Скинь
понты, сеструха, — прогнусавила Ирина, смешно копируя провинциальный
приблатненный говорок, — смотри, какой классный кабак, ох щас покушаем!
Они остановились у стеклянной двери маленького, явно
дорогого кафе. Света не успела опомниться, а ее сестренка уже взялась за
дверную ручку. Звякнул колокольчик, они оказались в полутемном зеркальном
вестибюле, к ним навстречу вышла холеная пожилая дама в белой блузке и черной
юбке.
